Кино«Манк»: Как фильм о Голливуде 30-х перекликается с 2020

4 ноября на Netflix вышел новый фильм Дэвида Финчера «Манк» — об истории создания «Гражданина Кейна», жизненном пути сценариста Германа Манкевича и голливудской индустрии тридцатых годов. Двухчасовая черно-белая панорама золотой эры Голливуда, снятая по сценарию отца Дэвида Финчера, рассказывает о тесной связи политики и медиа, больших денег и поп-культуры, киногероев и их прототипов. Германа Манкевича играет Гэри Олдман (очевидно, одна из главных ролей в его карьере), его антагониста — олигарха Уильяма Хёрста — лукавый и скалящийся Чарльз Дэнс (демонический Тайвин Ланнистер из «Игры престолов»), а яблоко раздора и связующее звено между двумя героями — кукольная, безгранично обаятельная Аманда Сейфрид.

Кинокритик Алиса Таежная рассказывает, как смотреть «Манка», что нужно знать о его героях, какие фильмы можно посмотреть после него и как Финчеру удалось сделать актуальной для 2020 года историю почти столетней давности.

Как смотреть «Манка»

«Манка» стоит смотреть в связке с «Гражданином Кейном» — дебютом Орсона Уэллса, выпущенном на экраны в 1941 году, посреди Второй Мировой войны. Фильмы дополняют друг друга, поэтому выбрать главный и второстепенный невозможно: лучше смотреть их вместе, причем пару раз. «Гражданин Кейн» — легенда и один из важнейших фильмов в истории кино, а «Манк» — новая классика о том, как появилась эта легенда. Финчеровские заметки на полях и комментарии к производству и контексту «Кейна» позволяют увидеть старый фильм в новом свете. А фильм Орсона Уэллса, в свою очередь, работает ключом к «Манку»: Дэвид Финчер повторяет многие находки «Гражданина Кейна» — ракурсы камеры, декорации, монтажные приемы, звук и главное — сценарную композицию первоисточника, построенную на флэшбеках и диалогах десятков действующих лиц.

Как и «Гражданин Кейн», «Манк» — фильм многословный и требующий полного зрительского погружения: нет худшего фильма для просмотра в шумной компании или в конце трудного дня, когда хочется отключить голову. Финчеру важно, чтобы мы включили голову, а не наоборот. Чтобы не растеряться в именах действующих лиц, названиях конкурирующих киностудий, латинских афоризмах и еврейском сленге, лучше всего смотреть «Манка» с английскими субтитрами — так сохранится игра слов и сотня второстепенных деталей типа малоизвестных мест на карте, цитат или прозвищ.

«Гражданин Кейн» Орсона Уэллса — американская классика, сотни раз возглавлявшая списки важнейших фильмов всех времен, про которую все слышали, но необязательно все смотрели: переживать об этом пробеле не стоит, особенно если вы не выросли в Америке, не учились в киношколе и не занимаетесь кинокритикой. Двухчасовой эпос Орсона Уэллса посвящен жизни вымышленного медиамагната (не такого уж и вымышленного, как понятно из «Манка»), начавшего карьеру с создания одной захудалой газетенки, а позже баллотировавшегося в губернаторы и заработавшего, среди прочего, на огромный замок Ксанаду с личным зверинцем и коллекцией искусства.

Умирающий Чарльз Кейн в начале «Гражданина Кейна» выпускает из рук игрушечный снежный шар и произносит загадочное слово rosebud («розовый бутон»), подсказку к его сердцу. Журналист отправится на встречу с теми, кто хорошо знал Кейна (или думал, что хорошо знал), чтобы восстановить историю его жизни — от мальчика, жившего в заснеженном провинциальном пансионе, до одного из самых могущественных американцев, которого боялось большинство, а любили единицы. «Гражданин Кейн», таким образом — серия разнесенных по времени эпизодов юности, молодости и зрелости Чарльза Кейна, в которых он нанимает в штат своей газеты самых успешных репортеров, женится на племяннице президента, строит личную оперу для второй жены, ссорится с единомышленниками и остается один-одинешенек во главе личной империи с неограниченным состоянием — настоящий лев зимой. «Розовый бутон» неожиданно появится в финальных титрах и свяжет последние слова Кейна с трагическим эпизодом из его детства, но получат эту разгадку только зрители, а не те, кто знал и наблюдал Кейна в жизни: душа другого — потемки, даже если этот другой у всех на виду.

«Гражданин Кейн», получивший всего один Оскар (за лучший оригинальный сценарий авторства Германа Манкевича и Орсона Уэллса), пройдет проверку временем и войдет во все учебники по истории кино и сценарному мастерству, став кульминацией в карьере и начинающего режиссера Уэллса, и сценариста-ветерана Манкевича. Дэвид Финчер, взявшись за рассказ о закулисье «Гражданина Кейна», оживляет самых влиятельных людей золотого века Голливуда, чтобы показать, как строилась американская киноиндустрия, какой порядок критиковали Манк и Уэллс — и почему этот праздник непослушания против истеблишмента стоил обоим таких нервов. «Манка» написал отец Дэвида Финчера Джек — сам журналист и сценарист — по воспоминаниям и мифам об американском кинопроме в годы его ослепительного богатства и влияния.

Кто все эти люди

В 1939 году бывший журналист, «самый остроумный человек Нью-Йорка» Герман Манкевич, для друзей просто Манк — самый едкий, самый пьющий и один из самых высокооплачиваемых голливудских сценаристов — попадает в идиотскую аварию, ломает ногу и оказывается прикованным к кровати в месте, где действует сухой закон. Пить он, правда, не перестает, но работает, хотя и через не хочу: «шотландские подружки-бутылочки» выстраиваются в ряд на его кухне, сиделка-немка делает ему массаж и сочувственно таскает выпивку (позже мы узнаем, почему), а британская стенографистка Рита сидит у его кровати, записывая под диктовку «Гражданина Кейна».

Таких фильмов еще не было: молодой актер, режиссер и сценарист с театральным прошлым Орсон Уэллс (ему всего 24 года и все называют его «вундеркиндом» и «золотым мальчиком») договорился со студией RKO на небывалые режиссерские условия — право невмешательства студии в сценарий и финальный монтаж. Сам он снимается в главной роли. В Голливуде того времени сценарии для студий писали группами (и часто без упоминаний в титрах — Манк, как считается, в успешный год мог писать по три десятка сценариев, но в титры попадал в исключительных случаях), монтировали под продюсерским надзором вообще без режиссера, а звезд на главные роли подсовывали из крепостных студии. «Гражданин Кейн» в этих условиях становится ДНК независимого кино.

Пока в домике посреди пустыни Манк пишет многострадальный сценарий (надо уложиться в два месяца), к нему приезжают с визитами близкие — юркий плодовитый младший брат (легендарный режиссер, сценарист и продюсер Джо Манкевич, автор «Все о Еве», успевший поработать с главными студиями Голливуда — Paramount, MGM и 20th Century Fox), сам Орсон Уэллс, любимая жена Сара, помощник Уэллса Джон Хаусман и близкая подруга Мэрион Дэвис, без которой история «Кейна» никогда бы не появилась на свет.

Как и драма Орсона Уэллса, байопик Финчера строится на нелинейном повествовании: мы узнаем о характере и ценностях Германа Манкевича по серии эпизодов из прошлого — брак по любви, знакомство с главой Metro-Goldwyn-Mayer, победа республиканцев в 1934 году, самоубийство коллеги и судьбоносное сближение с главным медиамагнатом Калифорнии Уильямом Рэндольфом Хёрстом и его любовницей, актрисой Мэрион Дэвис — оба станут прототипами супружеской пары Чарльза Кейна и его второй жены Сьюзан Александер.

Двести страниц сценария «Гражданина Кейна» о желтой прессе, предвыборных гонках, фаворитизме и власти денег появятся на свет благодаря доступу Манкевича в замок Уильяма Хёрста и Мэрион Дэвис с тем самым зверинцем, роскошным убранством и ужинами для подобострастных бутербродников. Как и другие едкие и наблюдательные авторы XX века — от Чехова до Пруста — Манкевич разозлит прототипов своего сценария точным переносом их привычек и реплик в текст и станет нерукопожатным. Когда еще не дописанный сценарий «Гражданина Кейна» облетит Голливуд, разгневанный Хёрст перекроет кислород Манкевичу, Уэллсу и их студии RKO. Фильм в итоге не доберется до проката в половине штатов и страшно провалится. Манк знает, чем рискует, и знает, почему — это его самая значительная работа. «Рассказывай только о том, что знаешь», — обращается Хаусман к Манку: и Манк последует его совету, рассказав о людях, рядом с которыми промучался всю жизнь.

Кино в эпоху кризиса и перемен

«Манк» Финчера выходит на стриминге Netflix в один из самых провальных годов современной истории: COVID-кризис уже все сравнили с Великой Депрессией, вот только отправиться в кино за утешительными иллюзиями никто не решится — 2020-й отучил нас от появления в общественных пространствах без масок, да и вообще от привычки выбираться в кинотеатр каждый уикенд. Съемки многих проектов заморожены, совещания проходят по зуму, кинотеатральные сети загибаются, фестивали отменяются или повисли в воздухе, относительно уверенно себя чувствуют только онлайн-платформы.

Герман Манкевич работает в Голливуде в такой же опасный переходный период: он попадает в семью Metro-Goldwyn-Mayer, когда основатель студии Майер выступает перед подчиненными с просьбой затянуть пояса и объявляет, что урежет зарплаты вдвое на два месяца — сроки впоследствии растянутся черт знает на сколько, но повлиять на это голливудский рабочий класс никак не сможет. После Великой Депрессии Манк проживает эпохальный переворот в киноиндустрии — от немого к звуковому кино (второе на голливудском сленге называют talkies — попросту «говорильня» или «болтовня»), — когда его писательский талант должен стать по-настоящему востребованным; главный закон современного массового кинематографа — «рассказывать истории» — появится при Манке, когда герои в кадре заговорят.

Как и сейчас, голливудские продюсеры, «разгребатели мусора», по меткому наблюдению Манка, сокрушаются на совещаниях, как зазвать людей в кинотеатры — Манк в ответ предлагает показывать кино на улицах, фактически придумывая концепцию драйв-инов (drive-in cinema). На встрече с легендарным продюсером Дэвидом Селзником команда не очень старательных сценаристов вместе с Манком питчит идиотский проект о Франкенштейне и плачущем священнике: в финале дьявольское существо замерзает — значит, в сиквеле его можно легко разморозить, а придуманный на ходу ревущий пастор вытащит фильм из ужастика категории B. Деньги в Голливуде тратятся на фильмы про гангстеров (часто ли простой американец видит гангстеров?), ряженых индейцев и ведьм, которых сжигают на костре: только что в прокат вышел «Вечный свет» Гаспара Ноэ о сожжении ведьм — по выражению самого режиссера, фильм о том, как на свет появляется по-настоящему плохое кино.

Главный товар Голливуда, что тогда, что сейчас, — иллюзии: Кинг-Конг ростом с небоскреб, Мэри Пикфорд — девственница в 40 лет, или, если угодно, «Мстители», спасающие Вселенную, или «Чудо-женщина», прилетевшая с острова амазонок в 1984 год под песню New Order. В двухминутной сцене знакомства с Манком глава MGM Луис Майер рассказывает, что главная звезда студии — рычащий лев Лео с заставки (то есть сама студия всегда будет важнее любой работающей в ней кинозвезды), а кино — единственный рынок, где товар всегда остается в руках продавца: зрители платят деньги за фильм и уносят с собой только воспоминания о нем. Спустя сто лет мы продолжаем платить за сновидения и воспоминания: кино, доступное на всех возможных девайсах, все еще ускользает из рук.

It is a man's world

Голливуд тридцатых — это мужской клуб, где все решения в кабинетах принимаются мужчинами в подтяжках и пиджаках: женщины в «Манке», как они и были в реальности, — стенографистки и секретарши, сиделки, терпеливые жены и спутницы, в лучшем случае — актрисы при покровителях. Две главных героини в «Манке» — женщины в тени: Сара — жена и вечная союзница Манка, заслужившая прозвище «бедная» за то, что годами выносит пьяные выходки мужа, и Мэрион Дэвис — старлетка из бруклинского района Флэтбуш, которую взял под свое крыло Уильям Хёрст, и которого она называет Папочкой. Над обеими открыто смеются: из-за слепой покорности первой и простодушной вульгарности второй.

В мире до эмансипации есть два способа инвестировать свою молодость. Первый — в искреннюю нищебродскую юношескую любовь, шатаясь по дешевым мотелям и забегаловкам, а позже тихо воспитывая детей и выходя на шикарные приемы как плюс один, пока твой спутник живет как хочет, ничем не жертвуя. Второй — повыше задирать ноги в кордебалете, чтобы тебя заметил и пригрел правильный человек, купил тебе замок, зверинец и даже вложился в несколько провальных фильмов с твоим участием.

Мэрион Дэвис в доверительном разговоре скажет Манку, что когда-то воспринимала богатого Хёрста как «социальную страховку», но теперь искренне любит и ценит его. Манк, правда, не пощадит свою подругу: на одном из ужинов он назовет Мэрион с ее желанием сыграть Марию Антуанетту — Marionette — марионеткой в руках властного кукловода-олигарха, но она не обидится. Так как единственным капиталом обеих героинь, Мэрион и Сары, является преданная любовь, сценарист Финчер и отлично понимающий, что почем, Манк ценят их жертвы и их выбор быть, а не казаться — выбор, который не делают мужчины в пиджаках, принимающие решения.

Как Голливуд борется с Голливудом

Дэвид Финчер расправляется с Голливудом на непревзойденном материале — расквитаться с фабрикой грез и разочарований режиссеры пробуют с момента ее появления: от «Бульвара Сансет» Билли Уайлдера и «Звезда родилась» Джорджа Кьюкора до «Звездной карты» Дэвида Кроненберга и «Однажды в Голливуде» Квентина Тарантино. В фильмографии почти каждого выдающегося режиссера — от Дэвида Линча до Вуди Аллена — найдется фильм о порядках Голливуда. В «Манке» обнаруживаются следы не только «Гражданина Кейна», но и нескольких выдающихся фильмов об Америке эпохи Германа Манкевича — например, «Злых и красивых» Винсента Минелли и нескольких фильмов братьев Коэн о воле отдельного человека и котле, в котором он варится.

«Злые и красивые» 1952 года с Керком Дугласом в роли скандального продюсера — отличный компаньон для «Гражданина Кейна» и «Манка», несложная версия для старшеклассников о том, какой властью и влиянием обладал продюсер в Голливуде золотого века. Он и построен, как «Гражданин Кейн» — через интервью с тремя людьми (сценаристом, актрисой и режиссером), карьеры каждого из которых не случилось бы без продюсерской помощи, но близкое знакомство с магнатом поранило каждого. Из «Злых и красивых» понятно, в какой реальности оперирует Манк: вначале как один из авторов в студийной пачке сценаристов, а в финале — самостоятельный автор, идущий войной на хозяина медиаимперии, которому лижут пятки.

Еще один ключ к «Манку» — голливудские фильмы «Бартон Финк» и «Да здравствует Цезарь!» братьев Коэн и их же Одиссея времен Великой Депрессии «О где же ты, брат?», где главные герои оказываются замешаны в предвыборной кампании, как Герман Манкевич, но в игрушечном масштабе: ведь хиты фолк-группы «Мокрые задницы» — не премьеры MGM.

Как и Манк, драматург Финк в «Бартоне Финке» приезжает из Нью-Йорка в Голливуд в качестве сценариста. В Калифорнии Финка встречает ошалевший продюсер с вымышленным именем Липник (с его прототипами — Луи Майером и Дэвидом Селзником под настоящими именами — мы встречаемся в «Манке»), а тестовым заданием станет сценарий стандартного «борцовского фильма»: его фабула звучит не умнее питча о замороженном Франкенштейне на встрече в MGM. Награда за смелость Финка — возможность остаться в Голливуде и писать среди лучших: от Скотта Фицджеральда до Уильяма Фолкнера. Финк, выдавливая сценарий будущего фильма по строчке, узнает о том, как устроен Голливуд: за пьющих звездных писателей работают другие, спутницы делают большую часть невидимой работы, студии тратятся на сценарии, которые не ставят, а неугодный сотрудник может годами прозябать в безвестности: все это проговаривается и в «Манке».

«Да здравствует Цезарь!» кладет умирающий Голливуд золотой эры на лопатки — и тоже перекликается с «Манком». Сценаристы еврейского происхождения с левыми взглядами устраивают бунт против студий и в знак протеста похищают пьющего актера: как следует из «Манка», настоящие забастовки Гильдии сценаристов опасны для карьеры. Режиссеры, которые не выгрызали себе условия, как Орсон Уэллс, в золотом Голливуде работали по звонку от продюсера, не могли выгнать с площадки бездарную кинозвезду и изменить хотя бы слово в чужом групповом сценарии. Вместо конвейера вестернов и гангстерского кино эпохи «Манка», в «Да здравствует Цезарь!» царят музыкальные мелодрамы и «водные фильмы», снятые в студийных бассейнах, которые монтируют курящие как паровозы безвестные монтажерки. Модные жанры меняются, методы работы — нет.

«О где же ты, брат?» о сбежавших из тюрьмы каторжниках рассказывает, как каждого американца, независимо от масштаба, засасывает в большую политику, как засосало Германа Манкевича. И в «Манке», и в «О где же ты, брат?» звучит афоризм Линкольна «коней на переправе не меняют», который боящиеся потерять электорат политики любят вспоминать в дурные времена. И Манка, и сбежавших каторжников пытаются использовать в пропаганде: через мелкую дань или на народных концертах в поддержку кандидата — время действия фильмов совпадает по годам.

Медиа и власть

«Если говорить неправду достаточно долго, достаточно громко и достаточно часто, люди начнут верить», — «Манк» подтверждает справедливость Гитлера о том, что ложь становится правдой через упрямое монотонное повторение. Страх «красной чумы» — кто угодно лучше, чем коммунисты — сочится не только из республиканской предвыборной риторики эпохи Манка, но и в американских дебатах 2016-го и 2020-го годов. В Голливуде 30-х и 40-х за сочувствие левым сценаристов вычищали из титров, запрещали работать и отдавали под суд с обвинениями в шпионаже; в 2020-м ярлыка «социалист», а тем более «коммунист», американский (да и не только американский) политик с федеральными амбициями все еще избегает до последнего.

Накануне выборов 1934-го года Германа Манкевича начинают «тянуть за яйца», чтобы он выбрал правильную сторону: даже еврей, чтобы выжить, должен вписаться за правых и Уильяма Хёрста, который ездит в гости к Гитлеру и Геббельсу во время строительства концлагерей. Сперва Манка, иронично зажигающего спичку от предвыборного плаката, просят о символическом сборе в 10 долларов в поддержку республиканцев — Манк ехидно отказывается. Потом он слышит знакомый актерский голос по радио: проплаченная обездоленная старушка увещевает, что при демократах потеряет все, что у нее осталось.

Последняя капля для Манка — «пропаганда с голым нервом кинохроники», за которую взялся его близкий друг. В предвыборных интервью фейк-кинохроники половина «простых американцев» — действительно люди с улицы, половина — нанятые актеры, но киноглаз смотрит только в правильную для республиканцев сторону: за демократов агитирует уличный нищий, женщина и чернокожий и прочий по тем временам «сброд», за республиканцев — респектабельные люди с благопристойной наружностью.

Подсчет голосов в 2020-м, как и в 1934-м, заставляет людей не спать до утра: в Голливуде витают настроения предвыборного штаба — самые большие деньги в Америке никогда не были в стороне от политики. Финчер ничего напрямую не говорит о настоящем времени, но за два часа «Манка» вспоминаются и ныне опальный Харви Вайнштейн, спонсировавший выдвижение Хиллари Клинтон, и Fox News, толкавшие Джорджа Буша, и Версаль пары нуворишей во Флориде (герои дока Лорен Гринфилд «Королева Версаля» — чем не хозяева замка Ксанаду?), и Дональд Трамп, за годы до президентства планировавший построить в лояльной ему Флориде самую большую киностудию в Штатах.

Вспоминается и еще одна громкая американская история с внучкой ультраправого Уильяма Хёрста — Патти, от которой дедушка, должно быть, покрутился в гробу, как на вертеле. Богатую наследницу консервативной семьи в 70-х похитила левая террористическая группировка (в 70-е в мире таких было немало: «Красные бригады» и RAF — самые известные из них). Патти вначале сидела взаперти, а позже стала принимать участие в ограблениях, подхватила риторику похитителей и даже написала послание домой о том, что хочет бороться за лучший мир с новой семьей из Симбионистской армии освобождения. Позже Патти Хёрст освободили из заложников, признали ее поведение случаем «стокгольмского синдрома», но совпадение кажется невероятным: бумеранг, запущенный Хёрстом из замка Ксанаду, через десятилетия прилетел его семье.

Помимо «Гражданина Кейна» «Манк» перекликается с проектами коллаборатора Финчера Аарона Соркина — «Социальной сетью» (который Соркин и Финчер сделали вместе) и «Стивом Джобсом», а еще — с «Волком с Уолл-стрит» (неслучайно Мартин Скорсезе процитировал сцену офисного праздника из «Гражданина Кейна»). Все эти истории — о ядовитой власти и вседозволенности, о психопатическом характере, с которым проще пробраться наверх, об утраченной самокритике, которую не потерял Герман Манкевич — и, возможно, поэтому не остался у всех на устах.

Кино всегда побеждает реальность

Стоит помнить, что «Манк», несмотря на хронологическую точность и перенос на экран многих реальных фактов, не дотошная реконструкция, а еще один миф большого кино. Главное свойство гармоничных и красивых мифов — запоминаться как единственно правдивые описания событий. Долгие годы основная заслуга в успехе фильма приписывалась плодовитому Орсону Уэллсу, работавшему в Голливуде до конца 1980-х годов (в отличие от Германа Манкевича, скончавшегося в середине пятидесятых). В 1971 году кинокритик The New Yorker Полин Кейл попыталась переосмыслить роль Манкевича в сценарии «Гражданина Кейна», назвав его несправедливо забытым по сути единственным автором сценария. Подлинность и этичность ее нашумевшей статьи спустя десятилетия вызывают вопросы у людей, которые работали с Уэллсом и Манкевичем и наблюдали за созданием сценария «Гражданина Кейна». В «Манке» сценарий «Гражданина Кейна», как и в версии Полин Кейл, подается как единоличная работа несправедливо задвинутого автора. И, возможно, благодаря фильму Финчера эта версия событий закрепится в памяти большинства.

Но если отбросить конфликт интересов десятков персонажей, Дэвиду Финчеру удалось создать один из лучших фильмов о том, как снимается большое кино — всегда вопреки, а не благодаря. Любой случившийся и звучащий спустя десятилетия фильм — коллективное волшебство сотен людей разной степени одаренности, возникшее в лакунах между денежными расчетами, дурными привычками, порушенными отношениями, сплетнями и не состоявшимися встречами. Каждый заказчик мнит себя шарманщиком, держащим на привязи послушных артистичных обезьянок (притча об обезьянке шарманщика возникает в «Манке» несколько раз): неслучайно Хёрст играет с именем Германа Манкевича, называя его Monkeywicz.

Любой рассказчик Голливуда, как и столетие назад, стоит перед невыполнимой задачей рассказать о жизни человека за два часа: Манк говорит, что за это время можно только «оставить впечатление о ней». Цейтнот мешает исполнению правила «краткость — сестра таланта»: «Если бы у меня было больше времени, я бы написал покороче», — цитирует Манк Марка Твена. А еще при создании героя не обойтись без прототипа, как бы это ни угрожало крахом личной судьбы.

Парадокс кино, как рассказывает Манк собравшимся на приеме у Хёрста, в том, что в фильмах нам нравятся не те, кто нравится в обычной жизни. Богатые и успешные вызывают восхищение в реальности, но в фильмах мы любим смотреть на несчастья, сомнения, дурные наклонности и «розовый бутон». Пьющий, нетактичный, обижающий близких Манк — не тот, кого хочется видеть близким другом или гостем у себя дома, но в объективе Финчера на него можно смотреть бесконечно. Кино дано сделать омерзительное привлекательным, а обидное — умным. Финчер объединяет прототипов и реально живших людей, киногероев и их зрителей, чтобы каждый почувствовал себя писателем внутри самого себя и персонажем для других. То, в чем мы не захотим признаваться себе, будет убедительно смотреться со стороны. То, что не будет на виду у окружения, станет нашим «розовым бутоном». В человеке собрано столько всего, что не расскажешь за два часа: можно только оставить впечатление. До тех пор, пока будет так, кино рано хоронить.

обложка: IndieWire