Книга недели«Немыслимое»: Почему мы видим галлюцинации?

В издательстве «Питер» выходит книга Хелен Томпсон, которая рассказывает о разных нарушениях работы мозга на примерах столкнувшихся с ними людей. The Village публикует отрывок из главы о природе галлюцинаций с историей Сильвии, которая непрерывно слышит несуществующие звуки.

Что такое галлюцинация

Галлюцинации — не всегда зрительные образы, они могут возникать как музыка, голоса и даже запахи. Длятся то секунды, то месяцы и, вполне возможно, веками формировали нашу культуру, религию и общество. Оливер Сакс в своей книге «Галлюцинации» задается вопросом, могли ли так называемые лилипутские галлюцинации (предметы, люди и животные кажутся меньше, чем в реальной жизни) способствовать появлению в фольклоре эльфов, импов и лепреконов. По его предположению, пугающие галлюцинации о присутствии чего-то злого могли вылиться в фигуру демона, а внетелесные и звуковые галлюцинации — породить ощущение божественного присутствия.

В прошлом галлюцинации рассматривали как признак нарушения психической деятельности, эта тенденция была особенно сильна в западной культуре. Однако в последние годы случаи, подобные описанному в начале главы, заставили ученых пересмотреть свою точку зрения на галлюцинацию как симптом психического заболевания или результат действия психотропных средств. Они начали понимать, что галлюцинации не являются чем-то из ряда вон выходящим и не обязательно означают болезнь.

Есть человек, который знает об этом не понаслышке, — Сильвия, учительница математики на пенсии, жительница северного Лондона. Несмотря на исключительно острый ум и совершенно здоровую психику, последние десять лет Сильвия изо дня в день испытывает непрерывную галлюцинацию. Однажды зимним утром я поехала к ней знакомиться, чтобы узнать подробнее об этом странном феномене. По мере того как передо мной разворачивалась история ее жизни, я сделала самое поразительное открытие за все мое путешествие: оказалось, галлюцинации — не только общераспространенное явление, но и играют важнейшую роль в нашем восприятии реальности. Настолько важную, что, быть может, и в данный момент вы галлюцинируете.

История Сильвии

История началась в 2004 году. Было утро пятницы, жители Поттерс Бар, как обычно, занялись своими делами; Сильвия, учительница на пенсии, жившая в двух шагах от центра городка, работала по дому. Все было хорошо, кроме одной детали — противного звука. С утра пораньше у нее в ушах звенели две ноты, и, похоже, больше их не слышал никто. Сначала Сильвия решила, что это радио, но проверка быстро опровергла эту версию. Изрядно напуганная странным новым шумом, который к концу дня усилился, Сильвия легла спать в надежде, что назавтра он пропадет. Однако с утра шум был тут как тут. В ушах гудело и гудело: «да-ди-да-ди-да-ди». Прошли недели, ноты изменились, потом их сочетания стали сложнее и наконец, через несколько месяцев, переросли в развернутые музыкальные галлюцинации — постоянно звучавшие фоном мелодии, иногда такие громкие, что заглушали обычный разговор.

«Пожалуйста, не обращайте на нее сразу внимания», — предупреждает Сильвия, приглашая меня пройти в дом. Ее слова относятся к золотистому лабрадору, смирно сидящему в прихожей. Суки — ее новая собака-поводырь. «Умница, — говорит Сильвия собаке. — Теперь можешь поздороваться». Суки тут же подскакивает и утыкается носом в мой карман. «Она думает, вдруг вы с угощением. Надежда умирает последней». Собака-поводырь нужна Сильвии из-за глухоты. Ей трудно расслышать речь, реальная музыка искажается и звучит ужасно — последствия сильной потери слуха после ушной инфекции, перенесенной несколько лет назад.

Я сажусь на плетеный стул, а Сильвия разливает чай и ставит на стол печенье. Сильвия вспоминает утро, когда все началось. Она уже несколько лет терпела звон и шипение в ушах, но это было что-то новое — чередование нот до и ре: «Сначала очень медленно, я еще, помню, подумала: что за напасть, надо переключиться на что-нибудь другое. Потом ноты стали звучать сильнее. И с тех пор я не знаю тишины». Неделя шла за неделей, ноты постепенно сложились в короткие фразы, бегущие по кругу. Иногда они развивались и образовывали мелодии музыкальных произведений, которые Сильвия любила до того, как потеряла слух. «Какие мелодии слышатся вам чаще всего?» — спрашиваю я. «В основном из классики, короткие отрывки. Когда я слышала нормально, я редко слушала другую музыку».

Даже в этот момент, пока мы сидим и разговариваем — с помощью микрофона и чтения по губам, — у Сильвии в голове звучат мелодии. Если они отступают, что случается, когда Сильвия сосредоточена на каком-то музыкальном произведении или на разговоре, их сменяет непрерывная нота си-бемоль и шипение. «Это похоже на звучание конкретных музыкальных инструментов?» «Нечто среднее между деревянной флейтой и колокольчиком. Очень странно: я понимаю, если бы звук был знакомый, фортепиано или труба, но так не звучит ни один реальный инструмент». «И при этом звучание похоже на реальный шум?» «Да. Проигрывать мелодию в уме — другое дело. Я же будто слушаю радио, и оно звучит как в жизни».

Сильвия пришла к весьма конструктивному решению — стала записывать все навещавшие ее созвучия в тетрадь. Благодаря редкому дару — абсолютному слуху — она различает и опознает каждую ноту. Она приносит тетрадь в оранжерею, и я читаю записи: одни галлюцинации состоят из случайных нот, не образующих ничего определенного; другие напоминают короткие фрагменты узнаваемых мотивов. Например, я наткнулась на отрывок из традиционной шотландской песни «My bonnie lies over the ocean» («Мой милый за океаном»). Изложение галлюцинаций на бумаге сделало наглядной их повторяемость. Целые страницы были исписаны нотами, которые разгорались и затухали, разгорались и затухали.

Так продолжается до сих пор, говорит Сильвия. Поскольку за ее плечами годы преподавания математики, она быстро подсчитывает в уме: «Если нот всего две или три, они играют секунду, потом повторяются. Что это нам дает? Одно и то же коротенькое созвучие 86 тысяч раз на дню?» На ранней стадии развития галлюцинаций в музыкальные созвучия начали вторгаться слова. «Я изо всех сил старалась этому препятствовать, — рассказывает Сильвия, — и мне удалось». Я спрашиваю, почему. «Не хотела, чтобы в мой рассудок без спросу входили еще и слова. Это уже напоминало шизофрению».

На самом деле большинство галлюцинаций не связаны с шизофренией. Джон Макграт, профессор Квинслендского института мозга в Австралии, изучил интервью с более чем 31 тысячей человек из восемнадцати стран и обнаружил, что галлюцинации — довольно распространенное явление во всех возрастных группах. Когда участников спросили, случалось ли им испытывать галлюцинации, например слышать голоса, которых другие люди не слышали, 5 % мужчин и 6,6 % женщин ответили утвердительно.

Откуда берутся звуки и образы

Сейчас ученые считают, что восприятие нереального отчасти проясняет, как мозг склеивает восприятие реальности. Хотя каждый миг нас обстреливают тысячи ощущений, мозг почти всегда обеспечивает нам бесперебойный поток сознания. Подумайте, сколько звуков, запахов и прикосновений вы чувствуете прямо сейчас. Вслушайтесь в шум снаружи, почувствуйте ткань носков, ощутите под пальцами страницы книги. Непрерывная обработка всего без исключения — весьма непродуктивный способ использовать мозг. Поэтому он срезает путь, где может.

Объясню это на примере звука. Звуковые волны проникают в слуховой канал, рецепторы внутреннего уха превращают их в электрические сигналы, которые передаются в первичную слуховую кору. Эта часть мозга обрабатывает базовые элементы звука, такие как частота и интенсивность. Отсюда сигналы переходят в зоны мозга, расположенные выше и обрабатывающие более сложные характеристики: мелодию, смену тональности, эмоциональный контекст. Вместо того чтобы отправлять каждую деталь вверх по инстанциям, мозг комбинирует входящие шумы с предыдущим опытом и прогнозирует картину происходящего. Так, услышав начальные ноты знакомого мотива, вы ждете, что прозвучит конкретная песня.

Этот прогноз передается назад, в нижние участки мозга, где сравнивается с первичным сигналом, и в лобные доли, которые производят своего рода проверку на реальность, и только после этого вплывает в сознание. И лишь в том случае, если прогноз ошибочен, сигнал возвращается в верхние зоны мозга, где корректируются следующие прогнозы. Вы можете проверить это на себе. Анил Сет, специалист по когнитивной и вычислительной неврологии из Университета Сассекса, предлагает послушать специально искаженную запись речи, волнообразно меняющую частоту. Поначалу вы услышите только мешанину писков и свистов. Но если прослушать оригинальную запись, а потом снова переключиться на искаженную, станет ясен смысл сказанного. Единственное, что изменится, — ожидания вашего мозга по отношению к входящим сигналам: у него появилась надежная информация, на которую он может опереться в своих прогнозах. «Наша реальность, — сказал мне однажды Сет, — не более чем галлюцинация, контролируемая нашими чувствами».

Но что можно считать рычагом галлюцинаций? Я задала этот вопрос Оливеру Мейсону, клиническому психологу из Университетского колледжа Лондона, специалисту по сенсорной депривации («отключению» того или иного чувства). По его словам, есть два варианта. Первый — сенсорные зоны мозга иногда проявляют спонтанную активность, которая обычно угнетается и корректируется реальными сенсорными данными из окружающего мира; в гробовой тишине безэховой камеры, под действием метода Ганцфельда или в условиях потери какого-либо из чувств мозг может делать прогнозы, опираясь на спонтанную активность, которая рано или поздно выходит из-под контроля. Второй вариант — мозг неверно интерпретирует производимые внутри звуки; например, в безэховой камере вы слышите стук крови в ушах, но этот звук вам незнаком, и вы можете воспринять его как внешний.

«Как только звук наделяется значением, у вас есть отправная точка — зерно, из которого может вырасти галлюцинация». Не все реагируют на безэховую камеру одинаково. Одни вовсе не испытывают галлюцинаций, другие понимают, что их сознание выкидывает фокусы. «Некоторые выходят со словами: „Я уверен, там что-то звучало”», — говорит Мейсон.

Можно ли ими управлять

Недавно музыкальные галлюцинации Сильвии заметно ускорились, ноты побежали быстрее и одновременно стали громче. Галлюцинации развились до такой степени, что когда она играет на фортепиано сонату Моцарта и делает паузу, у нее в уме звучит первая часть целиком. Будто у тебя внутри встроен плеер, говорит Сильвия. Что не всегда приятно — например, декабрь может обернуться для Сильвии кошмаром: «Во всех магазинах поют рождественские песни, и меня постоянно преследуют отрывки из них — с ума сойти можно».

Интересно, что ее галлюцинации стали подчиняться словам. За день до нашей встречи Сильвия читала, и ей встретилось слово «пребывать». В ту же минуту внутренний плеер заиграл духовный гимн «Пребудь со мной». Изображение тоже может «включить» песню. Как-то Сильвия вместе с внучкой зашла в магазин игрушек, и ей на глаза попался клоун в шапке с бубенчиками. И тотчас в голове зазвучала песня шута из «Двенадцатой ночи» «Когда еще был я зелен и мал…».

Ближе к вечеру я прощаюсь с Сильвией, пораженная ее выдержкой, смирением и здоровым чувством юмора в обстоятельствах, которые легко могли бы вызвать душевное расстройство. Общество учит нас бояться того, что находится вне реальности: если человек видит или слышит вещи, которых больше никто не видит и не слышит, значит, у него не в порядке психика. Сильвия, Макс, Авинаш, даже моя собственная бабушка — показывают, что это далеко не всегда правда. Мы должны без страха бороться с непониманием и открыто говорить о том, что испытываем не совсем обычные ощущения. Быть может, мы все перманентно галлюцинируем — просто некоторые яснее отдают себе в этом отчет.