В издательстве «Эксмо» вышла книга «Стэн Ли» от биографа Боба Батчелора — о том, как создавать самых известных героев, каких злодеев можно встретить в реальной жизни и почему важно оставаться собой, несмотря на славу. The Village Казахстан публикует отрывок из книги.

Глава 1

Стэнли Либер, Нью-Йорк

Магазинные зеваки отправились на Таймс-сквер через несколько дней после Рождества в четверг, 28 декабря 1922 года. Они приподняли свои воротники и инстинктивно хватались за шляпы, поскольку снег с дождем засыпал улицы Нью-Йорка. Темно-серые облака соответствовали настроениям города, пешеходы были полностью погружены в мрачную атмосферу. Внезапные порывы ветра сбивали женщин с тротуара и заставляли людей то и дело бегать за улетевшими шляпами. В разгар каникул между Рождеством и Новым годом по всему Восточному побережью бушевал шторм, засыпающий улицы снегом с дождем.

В крошечной манхэттенской квартире на 98-й улице и проспекте Уэст-Энда Джек и Селия Либер вряд ли замечали мрачную погоду на улице. В этот день родился их первый ребенок. Он получил имя Стэнли Мартин.

Малыш вошел в мир в своеобразное время в американской истории. Страна все еще переосмысливала глобальные потрясения и безумие Первой мировой войны, но двигалась вперед. После окончания войны национальные лидеры по всей земле искали пути обеспечения более мирного будущего для Европы. Американская экономика испытала резкий спад из-за необходимости перестраивать производство под военные нужды. Промышленность начала возвращаться к жизни только в 1922 году. Производилось все: от глянцевых автомобилей до новых трендов в одежде и бытовой кухонной техники.

Ни Селия, ни Джек не могли знать в день рождения своего сына, что мрачная погода была своего рода предзнаменованием. Наследие Великой войны повергло страну в Великую депрессию и оставило в лихорадке. В результате экономический хаос подведет семью Либера к нищете и практически уничтожит их брак.

Тем не менее Селия и Джек воспитывали мальчика, веря в то, что его ждет светлое будущее. Невзирая на финансовые трудности, с которыми им пришлось столкнуться. Появление Стэнли Либера разогнало тучи, нависшие над городом в тот день, а вместе с тем и темные времена, вызванные Великой депрессией.

Так рождаются супергерои.

Родители молодого Стэнли были одними из миллионов иммигрантов, прибывших в Америку в начале XX века. Родившийся в Румынии в 1886 году, отец Стэнли прибыл в гавань Нью-Йорка в 1905-м. Хайману, который позже стал называть себя Джейкобом (или американизированным Джеком), было всего девятнадцать лет. В плавании Джека сопровождал Авраам (возможно, его брат), которому было только четырнадцать. Подростки присоединились к волне еврейских иммигрантов из восточноевропейских стран, переселявшихся в США в начале нового века. После десятилетий антисемитских погромов по всей Европе и России, в результате которых погибло бесчисленное количество человек, иммиграция в Соединенные Штаты резко возросла с 5000 человек в 1880 году до 258 000 в 1907 году. В общей сложности около 2,7 миллиона евреев со всей Европы иммигрировали в Америку в период с 1875 по 1924 год.

Молодой Хайман оставил жизнь в суровой Румынии, зажатой между Австро-Венгрией на севере, Сербией на западе, Болгарией на юге, Россией и Черным морем на востоке. Он покинул страну во время правления монарха Кароля I, который взял на себя управление нацией в 1881 году и правил до своей смерти в 1914 году. Поездка в Америку стоила Хайману и Аврааму 179 рублей на каждого — около 90 долларов — огромная сумма для того времени. Из этой суммы 50 рублей были предъявлены персоналу иммиграционного пункта на острове Эллис, чтобы продемонстрировать, что они смогут начать новую жизнь в новой стране.

Хайман и Авраам входили в первую крупную волну румын, которые отправились в Америку — 145 тысяч человек, переехавших между серединой 1890-х и 1920-х годов. Для большинства румын, рассматривающих эту перспективу, Соединенные Штаты обещали экономическую стабильность и свободу вероисповедания. Как и многие восточноевропейские евреи, первые группы отправились в Америку в поисках постоянного заработка, что позволило бы им вернуться на родину и купить землю. Общее число румынских иммигрантов было незначительным по сравнению с представителями других национальностей. Например, около 3 000 000 поляков иммигрировали в США в период с 1870 по 1920 год. Иммиграционная история еврейских румын резко отличалась от остальных и была более характерной для иммиграции евреев из Европы, которая происходила в ту эпоху. Дискриминация на родине заставляла румынских евреев оставаться в Америке. У молодых евреев в Румынии было мало возможностей для полноценной карьеры. Законы запрещали евреям становиться адвокатами и врачами, а также притесняли раввинские семинарии. Государство считало евреев «пришельцами» или «иностранцами», независимо от того, как долго их предки жили в стране. По мнению других, уехавших из Румынии в Соединенные Штаты в этот период, принадлежность к меньшинству означала постоянную религиозную и этническую дискриминацию.

Вмешательства властей были регулярными и повсеместными. По словам одного писателя, «румыны использовали завуалированное антиеврейское законодательство, избегая при этом внешнего применения варварских и жестоких действий, которые привлекли бы внимание и неодобрение цивилизованного мира».

Однако психологический террор имел серьезные последствия. В 1890-х годах было принято несколько законов, запрещающих образование для евреев, а антисемитизм открыто преподавался в румынских вузах.

Полусекретные погромы в Румынии запустили волну бесчисленных беспорядков против евреев и их повсеместного ограбления, которые полиция и армия не только не предотвращали, но и принимали в этом активное участие. Насилие стало настоящей проблемой для евреев. Как объясняет один историк: «Экономическая депрессия, которая стала особенно тяжелой в Румынии к концу XIX века, сопровождалась повышенным уровнем насилия, начиная с антиеврейских беспорядков в Бырладе (1867), Бузэу (1871), Ботошани (1890), Бухаресте (1897) и Яшани (1898)». Бóльшая часть этих новостей так и не дошла до США, поэтому не подвергалась вниманию со стороны СМИ.

Хайман в итоге остался в Нью-Йорке, но около 60 000 человек из первых групп иммиграции вернулись в Румынию. Другие иммигранты из Европы постоянно перемещались взад-вперед между Америкой и их родными странами. Тяготы, которые они испытывали в Соединенных Штатах, и потенциальные опасности в нестабильной экономике считались стоящими, поскольку деньги, которые они зарабатывали, были действительно хорошими для их родных стран. Однако после первого всплеска, который закончился на заре «Эпохи джаза», немногие румыны иммигрировали в Соединенные Штаты в течение следующих двадцати пяти лет. Цифры оставались маленькими и не поднимались, пока нация не столкнулась с угрозой нацистской оккупации во время Второй мировой войны.

По прибытии в США первые румынские иммигранты столкнулись с невзгодами, которые изменили традиционные сильные семейные ценности, привезенные ими с родины. Большинство из них были неквалифицированными рабочими, поэтому жизнь на заводах и фабриках в американских промышленных городах оказалась опасной и трудной. Трудовые травмы и смертельные случаи на производстве были не редкостью среди иммигрантов всех этнических групп. Однако для еврейских иммигрантов из Румынии тяготы жизни в Нью-Йорке не могли сравниться с тем, что ожидало их на родине. Американская мечта дала им шанс на лучшую жизнь, несмотря на проблемы бедности и поиска подходящего жилья. Новые американцы получили религиозную свободу и безопасность.

Многие одинокие мужчины, такие как Хайман, ушли из дома и семьи, чтобы скрасить скудное существование. Часто эти одинокие рабочие группировались в домах-приютах или жили с другими румынскими семьями-иммигрантами. Для таких молодых людей культурная жизнь означала лишь встречи в местных ресторанах и салонах и церковные службы.

Еврейские иммигранты и здесь столкнулись с проявлениями антисемитизма, поэтому группировались вместе со своими соотечественниками, обеспечивая себе изоляцию от этих предрассудков. Относительно немногие из новых иммигрантов могли говорить или читать по-английски, поэтому им приходилось помогать своим родственникам,

Когда те сталкивались с языковыми проблемами. Вспоминая румынско-еврейский ресторан на нижнем Ист-Сайде, Морис Самуэль сообщает, что люди собирались там, чтобы «есть карнац, бейгель, мамалыгу и кашкавал, выпивать… и играть в «Шестьдесят шесть» и табланет», разговаривая только на румынском диалекте идиш и рассказывая друг другу ностальгические истории о еврейских районах Бухареста. Истории, как правило, были печальными, поскольку рассказчики вспоминали в них антисемитские погромы, из-за которых они были вынуждены бежать из страны.

Хайман Либер и Абрахам вошли в индустрию одежды в Нью-Йорке в конце прошлого века, в то время, когда рабочим требовалась одежда. Многие еврейские иммигранты были квалифицированными мастерами (около 65 процентов от общего числа), но нельзя точно сказать, получили они соответствующие навыки в США или еще в Румынии. Антисемитские законы в области образования делают последнюю возможность почти невероятной. Один историк отмечает: «По прибытии в Соединенные Штаты многие иммигранты стали портными, даже если раньше они этим никогда не занимались, потому что эта профессия пользовалась спросом в Манхэттене».

Как и большинство эмигрантов первого поколения, Либер не любил рассказывать о своем прошлом и тех путях, которыми они добрались до Америки. Хотя многие иммигранты старались сохранить свою культуру, некоторые пытались как можно скорее адаптироваться к американской культуре, создать новую жизнь и открыть новые возможности для своей семьи. Люди предпочитали обсуждать свое будущее, а не тяготы прошлой жизни и изгнания.

Их положение было таким же незавидным, как у бесчисленного множества еврейских семей, иммигрировавших в Нью-Йорк в начале XX века и старающихся приспособиться на новом месте.

В 1910 году Джейкоб и Авраам жили с Гершеном Мошковицем, пятидесятипятилетним русским и его румынской женой Мейнц на авеню А в Манхэттене. В семье было двое детей: Рози и Джозеф. Джозеф и Авраам значились в переписи работниками магазина. Джейкоб уже начал свою карьеру в качестве резчика в магазине пальто. Работник переписи отметил, что Либер, как и дети Мошковица, учился в школе, мог читать и писать по-английски, но больше не привел никаких подробностей. Они почти наверняка говорили на румынском диалекте идиша дома и с соседями.

Десять лет спустя, в 1920 году, тридцатичетырехлетний Джейкоб все еще жил с семьей Дэвида и Бекки Шварц и их тремя маленькими детьми в квартире на 114-й улице в Манхэттене. Шварцы переехали из Румынии в Америку в 1914 году. В отличие от Джейкоба, они не умели говорить, читать и писать по-английски. Личная жизнь иммигрантов в это время была неразрывно связана с трудовой. И Джейкоб, и Дэвид работали в швейной промышленности. На 114-й улице и ее окрестностях жили преимущественно еврейские иммигранты из России и Румынии, поэтому идиш был там гораздо более распространенным языком, чем английский. Оба Шварца были также значительно моложе Джейкоба (Дэвиду 26 лет, Бекки 25).

В течение последующих двух лет жизнь Джейкоба кардинально изменилась. В 1920 году он жил с семьей Шварц, но к концу 1922 года женился на Селии Соломон, а их первый сын Стэнли Мартин родился незадолго до Нового года.

История иммиграции Соломонов отличалась от истории Либеров. Известно, что Соломоны всей большой семьей иммигрировали в Америку

В 1901 году. Семья Соломон представляет собой более типичных еврейских иммигрантов рубежа XX века: они иммигрировали всей семьей, что было для них намного менее выгодно с финансовой точки зрения.

Девять лет спустя, к 1910 году, семья поселилась в многоквартирном доме на 4-й улице вместе со многими другими румынскими семьями. В разных документах отец и мать Селии фигурируют под разными именами: «Санфир» (или «Занфер») и «София» (или «Софи»). У Санфира, родившегося в 1865 году, и Софьи, появившейся на свет годом позже, было восемь детей. В 1903 году в Соединенных Штатах родился их сын Робби.

Годом рождения Селии значится 1892 или 1894-й. В 1910 году она работала продавцом в магазине Five and Dime. Она и ее старший брат Луи, работавший продавцом в магазине отделочных материалов, не посещали школу, в отличие от их младших братьев и сестер: Фриды, Исидора, Минни и Робби. Дети Соломона воплощали типичный путь для иммигрантов — старшие работали, чтобы помочь семье, а младшие получали образование. Как и многие из их румынских родственников, семья поселилась в Соединенных Штатах, стремясь к более высокому уровню жизни и используя все возможности для получения образования и понимания американской популярной культуры. Несмотря на то, что Санфир и София говорили на идише, их дети свободно говорили по-английски, что стало значительным шагом на пути адаптации к новой родине. Позже семья Соломона переехала на Западную 152-ю улицу.

Ли вспоминает, что семья переехала из квартиры на пересечении Западной 98-й улицы и проспекта Уэст-Энда в Вашингтон-Хайтс в то время, когда родился его младший брат Ларри (26 октября 1931 года). Этот шаг, безусловно, свидетельствует о сокращении численности их соседей. Великая депрессия разбила вдребезги все надежды Либера о достижении американской мечты.

Перед воротами епископской церкви на 29-й улице в Манхэттене, засунув руки глубоко в карманы и приподняв воротники пальто, дрожали от холода почти 2000 человек. В первые дни Великой депрессии подобные столпотворения были обычным явлением. Многие слышали, что церковь раздает еду бедным, и собирались в надежде получить немного, чтобы накормить свои семьи. Четверти из них пришлось развернуться и уйти, когда все запасы закончились. Отчаяние смешалось со страхом, многие так и остались голодными той ночью.

Снующие по улицам нуждающиеся и попрошайки раздражали жителей города. Многие из стоящих в очереди за едой мучились из-за того, что им приходится попрошайничать ради выживания. Люди, стоявшие в очереди за хлебом и принимающие любые подачки, чувствовали себя психологически сломленными, так как они были свидетелями и непосредственными участниками экономической гибели страны. Они не хотели прибегать к помощи. Американцы гордились своим трудолюбием и полагали, что они будут вознаграждены за подобное отношение. Большинство из тех, кто получал соцобеспечение в виде одежды, денег на еду и медикаменты, делали это неохотно.

Крах национальной экономики от рук брокеров с Уолл-стрит оставил страну обозленной и подавленной. Деньги являлись краеугольным камнем американской культуры в 1920-х годах. Брокеры и инвестиционные банкиры стали героями нового поколения — такие как Ник Кэррауэй из «Великого Гэтсби» Скотта Фицджеральда. Колебания курсов на Уолл-стрит, ценные бумаги и торговые спекуляции были у всех на устах. Перегретая экономика стала материалом для растопки, а алчность трейдеров с Уолл-стрит — искрой.

Вид отчаявшихся мужчин, плетущихся через Манхэттен, — настоящая картина национального отчаяния. Каждый из них также представлял собой искалеченную финансовым кризисом семью. После десятков лет жизни в Соединенных Штатах, наполненных любовью и семейными заботами, депрессия добралась и до Либеров. Стэнли, еще слишком маленький, чтобы понять масштабы случившегося, слышал лишь гнев и страдание в голосах своих родителей. «Одни из моих первых воспоминаний о родителях связаны с разговорами о том, что они будут делать, если у них не будет денег на оплату аренды, — говорит он. — К счастью, нас так и не выселили». Борьба за повседневные нужды заставляла семьи жить в режиме постоянной тревоги.

К моменту, когда фондовый рынок рухнул в конце 1929 года, Джейкоб находился в Соединенных Штатах уже более 20 лет. Однако ничто не могло спасти его и его коллег по работе во времена такого хаоса. Работа в индустрии одежды просто закончилась. По словам Ли, его отец пытался открыть закусочную, но потерпел неудачу, которая стоила ему всех накоплений.

Продолжительная безработица сказалась на браке Джейкоба и Селии. Поскольку ситуация с каждым днем только усугублялась, Стэнли, которому не было даже семи, уже понимал, что его родители «спорят и постоянно ссорятся». Как заевшая пластинка, обреченная на то, чтобы играть вновь и вновь, звучали слова о деньгах и их отсутствии.

Румынские семьи всегда были известны своими прочными узами. Даже во время депрессии некоторые из отцов больших семей отказывались позволить своим детям работать, осознавая, что образование по-прежнему прокладывает путь к карьерному успеху. Даже несмотря на финансовые проблемы, с которыми им предстоит столкнуться из-за этого. Стэнли был слишком молод, чтобы внести какой-либо вклад в семью Либеров. Он провел самые трудные годы Великой депрессии, наблюдая и слушая, как ссорятся его родители.

Постоянные препирательства между Джеком и Селией прекращались в воскресенье вечером, когда мальчик и его родители усаживались вокруг радио. Юный Стэнли любил слушать выступления чревовещателя Эдгара Бергена на передаче «Чейз и Санборн», которая транслировалась с восьми до девяти вечера в воскресенье в течение нескольких десятилетий. Деревянным «напарником» Бергена был Чарли Маккарти — шутливый, саркастичный рупор для юмористических сценок комика. Поскольку радиослушатели не могли видеть того, что Чарли был куклой, они получали удовольствие исключительно от комедийного таланта Бергена и его умения создавать харизматичных персонажей.

Пока Селия убирала квартиру или готовила на тесной кухне, Джейкоб искал работу, но он не мог скрыть бедственного положения семьи. Стэнли каждый день наблюдал, как его отец отправляется в город искать работу. Он возвращался каждый вечер еще более унылым, уставшим и отчаявшимся, чем за день до этого. Джек, по словам его сына, просто сидел за кухонным столом, глядя в никуда, все сильнее и сильнее унывая из-за того, что его семья балансировала на краю пропасти. Она «просто ненавидела это, — вспоминал Ли. — Они никогда не ладили».

Селия часто брала деньги в долг у своих сестер. В попытке спасти свои скудные сбережения Либеры перебрались в квартиру с меньшей площадью в Бронксе, когда родился Ларри — младший брат Стэнли. Старший мальчик спал на диване в гостиной, расположенной, как и во многих квартирах с низкими потолками, в задней части здания. Окно выходило прямо на стену здания напротив. Тесные ограничения и еще один дополнительный рот усилили отчаяние семьи Либеров. Стэнли вспоминает: «Все, что мы видели из окна, — кирпичная стена здания через переулок. Я не мог посмотреть, вышли ли другие дети на улицу, чтобы поиграть в бейсбол, или что-нибудь еще, к чему я мог бы присоединиться».

В темной матросской одежде и фетровой шляпе маленький Стэнли Либер сидит на антикварном столе, опираясь на свою крошечную правую ручку. Многие родители фотографировали своих детей в таком образе в 1920-х годах. У мальчика мрачный завораживающий взгляд и отсутствующий вид. Будто у него есть ключ к пониманию какой-то далекой тайны.

Стэнли был слишком маленьким, чтобы понять тяжелое положение его семьи. Джин, сестра Селии, вспоминала, что Джек «всегда был требовательным к своим мальчикам». Он всегда следил за ними и требовал, чтобы они делали все ежедневные занятия именно так, как хочет он: «Почистите зубы вот так, вымойте язык и т. д.». Селия же была совсем другой. Она вдохновляла юного Стэнли своими собственными надеждами и мечтами и поддерживала ребенка на каждом шагу. Когда он научился читать, его мать осознала важность его образования для избавления семьи от страданий. «Она часто просила меня читать вслух, — вспоминает Стэнли. — Мне нравилось это делать. Я воображал, что читаю на бродвейской сцене перед огромной, восхищенной аудиторией». Селия и Джек боролись с суровыми последствиями депрессии, но мать всеми силами старалась оградить Стэнли от всего этого.

Для бедного ребенка, который не ездил в летние лагеря и не имел большого количества друзей, чтение было настоящим спасением от семейных трудностей: «Это был побег от тоскливости и печали жизни в моей семье» —. Кроме того, чтение позволяло мальчику развивать свои творческие способности и воображение. «Я использовал опыт чтения для написания своих собственных комиксов, — рассказывает Ли. — Рисовал линию горизонта и размещал вдоль нее людей, рассказывающих мне небольшие истории».

Селия решила отправить мальчика в школу. «Я всегда был аутсайдером, — говорит Стэнли. — Мама хотела, чтобы я как можно скорее закончил школу, получил работу и помогал семье». Ради нее Стэнли учился очень усердно и мог пропустить несколько классов, несмотря на постоянное подтрунивание старших детей. Он был развит не по годам, но его молодость и талант не помогли ему в социальном плане. Ему было трудно установить дружеские отношения со старшими одноклассниками, которые учились в школе дольше, чем он.

Обложка: litres.ru