Интервью«В горах невозможно надеть маску — там тяжело, холодно, больно и проявляются внутренние качества»

 

Как пришли к альпинизму 

Омар

Я родился в 1986 году в районе Вигвам (неформальное название района 39-й школы в позднесоветском Алматы — прим.ред.). До альпинизма занимался пауэрлифтингом: поднимал железки. Потом начались проблемы со спиной, и я стал потихоньку бегать. Сначала по Терренкуру, затем записался в скайраннинг и начал бегать в горы. 

Там я впервые и увидел альпинистов. Забегаешь туда наверх, выплевываешь сердце, и видишь, как кто-то сверху спускается. Я и понятия не имел, кто это такие. Так и спросил: «Кто такие?». Ответили, что ЦСКА-альпинисты. Мне стало интересно, и я решил сам попробовать. 

Позвал друга из Москвы — и так пошли на первую высоту в 4 тысячи метров. Просто без ничего, в обычных кроссовках. Мы сейчас таких оленями называем. Это люди, которые вообще не понимают, что такое горы и не приспособлены к ним. 

Я понял, что это очень непростое занятие. Потом поднялся на пик «Молодежный» во время массовой альпиниады. Там встретил на тот момент вице-президента Федерации Альпинизма и скалолазания Баглана Жунусова. Он позвал меня на специальные тренировки. Я даже не знал, что такие есть. Потом понял, какие это тренировки: очень тяжелые и необычные. Мало кто из профессиональных спортсменов в боксе или футболе так тренируется.

 

 

Денис

Мне 33 года, родился в Алматы. Любовь к горам появилось от нашего проекта Campit. Я — один из основателей самого крупного комьюнити в Казахстане, связанного с горами. Мы образовались в 2015 году и бесплатно водили ребят в горы. В первом походе нас было 25 человек, а в самом большом — 1,5 тысячи. 

Поднимались на Кок-Жайлау. Это было не альпинизмом, а хайкингом. В какой-то период мы познакомились с Омаром в секции альпинизма, куда я пришел, чтобы повысить свои навыки. Он — профессиональный альпинист. Я в тот момент был начинающим, и получил значок альпиниста, пройдя курсы. Тогда мы сделали наш первый документальный фильм «Зовут горы». Это было кино об истории советско-казахстанского альпинизма. Мы отобрали всю хронологию, и получился классный фильм. Набралось около 150 тысяч просмотров. Потом мы взяли паузу на два года и после январских событий зарегистрировали фонд Jasa для помощи детям из детских домов (об этом проекте мы ранее писали здесь — прим.ред.).

 

 

Что зацепило в этом спорте

Омар 

Альпинизм зацепил меня тем, что там все честно. Допустим, в боксе, борьбе или беге ты можешь использовать допинг в межсезонье. Там работают медики, есть судьи, которые могут судить правильно или неправильно. Плюс это все еще делается под рукоплескания толпы. Много каких-то субъективных моментов, которые могут трактовать в ту или иную пользу. В горах такого нет. Ты либо залез, либо не залез. Там все предельно ясно и честно. Я говорю про технический класс альпинизма, а не про то, чтобы зайти пешком на Эверест с кислородом, кучей гидов, шерпов и всего остального. Это уже коммерческий альпинизм, который не имеет ничего общего с техническим классом.

Отличить коммерческий альпинизм от технического просто. Возьмем конкретный пример: Эверест. Чтобы подняться на Эверест, нужно заплатить определенное количество денег — условно от 40 до 150 тысяч долларов. И за тебя сделают всю работу гиды и шерпы, которые окружают тебя. Плюс ты поднимаешься с дополнительным кислородом. 

Хотя весь челлендж, наоборот, состоит в разреженном воздухе: тебе не хватает кислорода, ты борешься с этим, акклиматизируешься и заходишь на вершину, превозмогая. А когда у тебя есть кислородная маска и все делают за тебя, в этом нет никакого челленджа. Ты просто идешь вверх, перещелкиваясь с веревки на веревку в каких-то местах. Для этого не нужно иметь каких-то специальных навыков. Любой физически здоровый человек, который умеет ходить, может забраться на Эверест. Вас обучат этому за три-четыре дня.

Чтобы забраться на Серро-Торре, нужна серьезная физическая и техническая подготовка. Мы — четвертая команда из постсоветского пространства, которая смогла взойти на эту гору. 

 

 

Денис

Путешествие в Патагонию было моей первой серьезной экспедицией длиною в месяц. Там я понял главную философию гор. В горах невозможно надеть какую-то «маску», ты становишься максимально естественным. Когда ты идешь в горы с напарником или другом, вы настоящие. То есть если где-то в городе, на бизнес-встрече, работе или учебе ты можешь притворяться кем-то, то в горах ты естественен. Там тебе всегда тяжело, холодно, больно и начинают проявляться все внутренние качества. Это отличный способ понять кто ты есть на самом деле. В городе это очень сложно сделать. 

Кажется, что горы — это единственное место, где человек может найти себя. Потому что когда ты супер уставший поднимаешься второй день, тебя начинает все бесить и у тебя просто не остается сил быть супер вежливым или супер культурным. Это как джунгли, где проявляется твое естество.

 

 

Путешествие в Патагонию 

Омар

Когда ты занимаешься этим делом, у тебя есть определенный пул людей, с которыми ты лазаешь. Он может быть узкий, а может быть и большой. У меня есть ребята, с которыми я часто лазаю, и мне с ними комфортно. В горах важно подниматься с людьми, которые понимают тебя с полуслова. Ты доверяешь человеку свою жизнь, а он доверяет тебе свою.

Идея пришла, когда мы лазили летом в Альпах с Григорием Щукиным. После восхождения на гору Монблан, самую высокую точку Западной Европы, по одному из самых сложных маршрутов, мы просто сидели у меня дома, пили вино, обсуждали, куда можно съездить дальше. Он сказал, что было классно сгонять в Патагонию. С этого момента все и началось. 

Я сразу же подумал, что было бы классно позвать Дениску. Он мог бы нам помочь в лагере: это когда один человек ждет тебя внизу, мониторит ситуацию, сидит на рации и может связаться с Большой землей. Всегда приятно, когда есть такой человек. Плюс он мог бы что-нибудь подснять. Тогда мы даже не думали, что получится прям целый фильм. Затем мы подумали, что, наверное, для восхождения нужен и третий человек, чтобы была возможность лезть куда-нибудь вдвоем, если с одним что-то случится. Это запас прочности. Так мы позвали Мариуса. С Мариусом я познакомился, когда мы поднимались на Хан Тенгри — высшую точку Казахстана. 

 

 

Денис

Ребята позвали меня в Патагонию, и я поехал туда как участник команды и оператор. Для меня это было первым опытом съемок в горах. Там очень экстремальные погодные условия. Плюс нужен тяжелый рюкзак. Сначала мы готовились, думали, какую именно взять технику. Потому что ты не можешь взять с собой все оборудование, которое используешь в городе. Мы считали каждый грамм, каждую батарейку и пауэрбанк.

Плюс это также было первым для меня поднятием в горы на целый месяц с командой профессионалов. Хоть у меня и есть значок, я не профессиональный альпинист. 

 

 

Омар

Вначале мы и не мечтали зайти на Серро-Торре. Мы думали, что это как увидеть единорога или найти четырехлистный клевер. В Патагонии собираются только очень сильные альпинисты, элита со всего мира. Для этого нужен минимум первый спортивный разряд. Мы просто хотели познакомиться с районом, потому что это был наш первый раз. Нас все пугали, что в первый приезд это сделать нереально. Сначала нужно понять обстановку, почувствовать погоду и то, как ведут себя скалы. Некоторые люди находятся там по три-четыре сезона и все равно не могут взойти.

В нашем фильме был парень Педро. Он — член сборной Аргентины по альпинизму. Сам местный, из Эль-Чалтена. Это как быть алматинцем у нас. То есть город находится у гор, на которые мы лезли. Его отец тоже альпинист. Он сказал, что делал три попытки взойти по этому маршруту, но ни разу не получилось.

 

 

Сложности в начале пути

Омар

Мы долго добирались до места. Сначала нас охватила эйфория. Мы встретились с Мариусом и сразу же решили пробежаться по речке на возвышенности. Через день мы вышли на первое восхождение: простой акклиматизационный выход, чтобы присмотреться. Григорий не рассчитывал, что подходы будут такие убийственные. Мы совершили простое по альпинистским меркам восхождение, но нам пришлось пройти 50 километров за один день с рюкзаками. При этом мы еще перешли вброд три больших реки. 

В первый день, для разминки, думаю, никто не ходит такие дистанции. Еще, чтоб вы понимали, я самый старый из команды, а Григорий самый молодой, ему 23 года. По итогу я сильно нагрузил свое колено в первый же выход. А через два-три дня нам уже выходить на более серьезное восхождение. Где-то на первых десяти километрах я понял, что мое колено побаливает. 

На половине пути уже осознал, что это не просто боль, а что-то воспалительное. В этот момент я мог легко развернуть группу, потому что по правилам, если у кого-то что-то болит, то вся группа должна развернуться. Но я знал, что если мы развернемся, то уже не пойдем на гору. Была адская боль, но я не показывал это команде. В голове был вопрос: смогу ли я дойти и через день пойти на следующее восхождение с таким коленом. Я решил перетерпеть и дойти хотя бы до первой стоянки, чтоб не подводить ребят. Знал, что на следующее восхождение я точно не пойду.

По итогу мы доходим до стоянки, и я говорю, что у меня болит колено. Мы посмотрели, и оно было сильно опухшим. Мне сказали, что мы не идем ни на какое восхождение, отдыхаем здесь и завтра возвращаемся вниз. Такая культура. Если мы пришли вместе, то должны вместе и выйти на восхождение. Если один не идет, то все разворачиваются. Я знал, что будет этот разговор — но убедил ребят, что раз мы пришли, и я столько терпел, то надо, чтоб они зашли хотя бы сами. Они это сделали. Затем вернулись, и мы спустились вниз. Сделали хотя бы одно восхождение, хотя по планам было несколько.

Я страдал с этим коленом еще 25 километров при спуске, затем пошел в больницу. У меня были воспалены связки. Меня начали прокалывать препаратами, содержащими кортизол — это гормональное. Я, в общем, не медик, но женщина была вообще молодец. Она работает с альпинистами. Прокололи мне кортизол несколько дней подряд, дали что-то пропить, и я смог восстановить свое колено и пойти на следующее восхождение. 

 

 

Восхождение на Серро-Торре

Омар

Я очень сильно прислушивался к своему колену, боялся, что оно снова сильно заболит. Но в итоге оно вытерпело. Все было хорошо, и можно было выбрать большую цель. Мы хотели залезть на знаменитую гору Фицрой. Она более реалистична, чем Серро-Торре. В два раза менее сложная и в 36 раз менее опасная. Но по итогу мы сделали ставку на Серро-Торре.

Один лишь подход под гору составляет почти 60 километров. В первый день мы прошли около 30-35 километров и несколько речек. На второй день оставшиеся 25 километров. На третий день уже начали само восхождение на пик. Проблема в Патагонии в том, что там очень скверная погода. Тяжело поймать окно, когда она хорошая. Тебе нужно выходить туда минимум за двое суток, а там уже у тебя не будет ни интернета, ни связи, ничего. Только спутниковый мессенджер. По итогу мы решили рискнуть и пошли туда.

 

 

Денис

Моей задачей было подойти с ребятами как можно ближе, чтобы поснимать их на дрон и на камеру. 

У меня были свои личные трудности. Я из-за сильного ветра на палатке чуть как Алладин не улетел. Это был второй день, когда ребята лезли на гору. С 7 утра до 2 дня я только один раз вышел из палатки. Все это время я просто держал ее изнутри, чтобы она не улетела. Плюс я очень переживал за ребят. Даже не мог представить, как они там лезут в такую погоду. Но, слава Богу, все прошло замечательно.

Каждый кадр, каждая батарейка и оборудование, которое мы взяли, были подобранными именно для этой экспедиции. Как я уже говорил, мы не могли просто позволить себе лишнего. Ребята сообщали мне по рации, что сейчас полезут на классный участок, и я запускал дрон, чтобы их снять. Ребята тоже брали с собой облегченный дрон, так как наш основной не мог подняться на полтора километра. У Омара получились самые сочные кадры с последнего сложного участка под вершиной Серро-Торре. Они единственные в мире, потому что так близко там еще никто не снимал. 

Со своей задачей каждый справился, я считаю, прекрасно.