ИнтервьюХудожница Саодат Исмаилова о выставках 18000 Worlds и Double Horizon
«Опыт работы с памятью и нематериальным наследием можно получить в любой части мира»
Саодат Исмаилова — художница из Узбекистана, персональные выставки которой прямо сейчас проходят сразу в двух странах Европы — Нидерландах и Франции. В своих работах Саодат рассказывает о коллективном нематериальном наследии, исследует женское пространство в узбекском обществе, изучает эпос Центральной Азии и размышляет о нем в современном контексте. Мы поговорили с художницей о нынешних выставках и о том, как интерес к нематериальному наследию преобразовался за последние годы.
Автор Олег Коротаев
18000 Worlds в Eye Filmmuseum
Вся вселенная, 18 000 миров света и тьмы — это степени облучения и излучения первозданного Света, который сияет повсюду, оставаясь неизменным и вечно одним и тем же
Шихаб аль-Дин Сухраварди, Бустан аль-Кулуб
Выставка 18000 Worlds проходит в Нидерландском институте кино EYE — киноархив, который занимается исследованием и реставрацией документальной и художественной хроники мира. У музея есть собственная премия, которая раз в год присуждается современному художнику-кинематографисту, развивающему язык кино. Саодат получила эту награду в 2022 году, а затем ей предложили сделать собственную выставку.
— Надо начать с того, что я совсем не ожидала получить все пространство музея, потому что обычно современникам предоставляют половину, только классикам отдают полное. Они сами собрали из моих работ нарратив выставки, из-за чего в начале мне было сложно понять концепцию. Обычно мы работаем вместе с кураторами: находим концептуальную линию, а потом собираем всю выставку. Здесь же я не могла понять логику. Поняла только тогда, когда пришло название.
Что оно значит?
— Для меня идея восемнадцати тысяч миров несет огромное вдохновение. Она взята из мистического ислама (согласно ей, Аллах властен над восемнадцатью тысячами миров, один из которых — наш). Мне было интересно размышлять над этой идеей. Сразу становится вопрос: какие они и где остальные 17 999 миров? Они ведь не обязательно параллельны нашему, но, возможно, там другая логика и времяисчисление. Кроме того, интересно, что об этой концепции нет речи ни в ортодоксальном исламе, ни в Коране, но при этом понятие упоминается в каббале.
Специально для выставки Саодат сделала новую работу с одноименным названием. В ней художница переосмысляет и пересматривает собственные архивы и взятую в музее EYE хронику. Фильм нельзя найти в сети, но вы можете ознакомиться со всей выставкой через трейлер.
— Когда музей дает приз, они предлагают сделать новую работу. Мне было жутко сложно, потому что сроки были очень сжатые. Кроме того, это очень абстрактная тема. Я постоянно думала, что это может быть за работа, что это за миры. В итоге решила подойти практично и задействовала мои архивы, среди которых находятся миры, которые мне посчастливилось поймать своей камерой. В этой работе я использую также хронику о становлении советской власти в нашем регионе. С исторической точки зрения Советский союз — тоже, наверное, другой мир. Потому что люди подвергались совсем другим идейным нарративам, нежели мы. Этот советский мир интересен еще и тем, что продолжает жить в нас прямо сейчас. После создания этой работы выставка для меня собралась.
В контексте использования архивов художник выступает как будто в роли археолога, который исследует и «пересобирает» собственные и коллективные слои памяти. Кажется, что этой работой вы отчасти подытоживаете свою деятельность. Насколько это справедливо?
— Сейчас я осознаю, что у меня завершился некий цикл. Я долгое время занималась исследованием проявления числа 40 в культуре Центральной Азии (этому посвящено много работ Саодат, например, Qyrq Qyz, «Сорок дней молчания» и другие). В какой-то момент я поняла, что можно исследовать это число бесконечно. Поэтому решила доделать те моменты числа сорок, которые еще оставались мне интересными, и отойти уже от этой темы. Сейчас я знаю, что цикл завершен. Конечно, за это время выработался определенный язык, создалась конкретная форма того, как я работаю с изображением и звуком. Механизм стал для меня понятным, но я осознала, что мне было бы интересно выйти с территории, где я уверена в том, как мне действовать. Сейчас хочется попробовать что-то другое. В этом смысле — да, смотря свои архивы, в голове нехотя формулируется и подытоживается весь путь, который был пройден за 20 лет.
Как ваши работы воспринимает западный зритель?
— Люди на западе ищут в них выход на то, что, как им кажется, они уже потеряли. Я имею в виду связь с предыдущими поколениями и доверие иррациональному. Они прямо говорят об этом: «У нас это уже утеряно, а у вас сохранилось». Но я считаю, что это не совсем точный подход к проблеме (пытаться пережить коллективный опыт через искусство — прим. ред), потому что он может привести к экзотизации. Я считаю, что все в мире происходит параллельно. Такой же опыт — как вы говорите археологический — работы с памятью и нематериальным наследием можно получить в любой части мира. На самом деле мы просто проходим естественный процесс глобализации. Мы становимся похожими и одинаковыми. Тем не менее я надеюсь на то, что нематериальные миры, которые для меня очень важны, все равно сохранятся. Хочется верить, что их невозможно уничтожить, потому что мы все равно не можем отделиться от собственного начала.
Почему так происходит, как вам кажется?
— Здесь есть очень простая причина. Сейчас много современных философов говорят о том, что во всем мире разорвалась межпоколенческая цепь. То есть элементарный контакт с бабушками и дедушками, который фундаментально важен для формирования человеческой внутренней устойчивости. Когда меняется внешний политический пейзаж или наступают кризисы, именно эта устойчивость может оказать нам поддержку. Надо помнить, что мы, люди — продолжение огромного количества людей, которые жили до нас. Представьте, сколько было накоплено опыта и знаний за то время.
Когда произошел этот разрыв?
— Здесь можно судить по росту интереса к иррациональному мышлению, обращению к знаниям, которые как-то уцелели от модернизации. Я занимаюсь этой темой долго, но только после ковида пошел большой интерес. Время поменялось. До этого было ощущение, что мои работы воспринимались не совсем понятными, слишком духовными, эзотерическими. Потом отношение изменилось. Тем не менее, и раньше, конечно, находились люди, которые тонко чувствуют. Может, даже не чувствуют, а понимают, почему важна наследственность, о которой я говорю.
Double Horizon во французской школе искусства La Fresnoy
Вторая выставка Саодат Исмаиловой Double Horizon прошла во Франции в национальной школе современного искусства La Fresnoy с 10 февраля по 30 апреля 2023 года. Она выросла из одноименной работы художницы, посвященной одному из важных героев центральноазиатской мифологии — первому шаману Коркыту.
— Это совсем иная выставка, нежели 18000 Worlds. Здесь я работала с сильной кураторкой Марчеллой Листой из центра Помпиду в Париже. Изначально задача была поставлена так, что представлена буду не только я, но и художники, связанные какой-то темой или обособленные географическим пространством. В итоге связь получилась неочевидной, но в сравнении с 18000 Worlds, где все работы мои, я считаю, эта выставка более дискуссионная. К каждому представленному художнику применим вопрос: «Почему он здесь?»
Как проходил процесс подготовки?
— Самым интересным было то, как центр Помпиду изначально пытался объединить выставку контекстом художников из бывшего коммунистического блока. Я не хотела ограничиваться геополитическими рамками и предложила посмотреть еще и на представителей мусульманского мира. А потом, в процессе размышления о выставке, неожиданно для организаторов я попросила скульптуру Джозефа Бойса «Спящая дева» и одну графическую работу французского художника Анри Мишо. Конечно, поднялся вопрос: «Саодат, почему ты это просишь? Какое это имеет к тебе отношение?». И тут появился смысловой слой, ставший фундаментом для моего подхода к этой выставке. Мы стали собирать работы художников, с которыми мои работы входят в диалог по таким темам как: пейзаж и принадлежность, экология и дислокация, конец и перерождение, утерянные знания и адаптация, оплакивание и исцеление. И, конечно, с особым вниманием мы отнеслись к художникам из региона, где я сформировалась.
Так, к работам Саодат прибавились работы Гульнары Касмалиевой, Рустама Хальфина, Сергей Маслова, Лидии Блиновой, Елены и Виктора Воробьевых, Вячеслава Ахунова, Чингиза Айдарова, Бабура Исмаилова, Андрюса Арутюняна, Моны Хатум, Зейнаб Седиры, Майи Берович, Фионы Тан и других. Вместе они образовали уникальную смысловую цепь, неограниченную геополитическими и временными рамками.
— Я не ищу вдохновение и силу только в своем геополитическом прошлом и окружающем пространстве. Мне кажется, если мы будем себя лимитировать, то это будет огромной ошибкой. Когда я получила Бойса на выставку — это было огромное счастье. Его работы вне времени, вне идеологических либо территориальных определений, они поверх всего. И мне кажется, это то, что должно тянуть нас вверх не только в творческой практике, но в целом как людей — за пределы этих геополитических вопросов.
Это касается того естественного глобализма, о котором вы говорили в контексте разрыва межпоколенческой цепи?
— Да, просто все еще зависит от того, как на это посмотреть и как к глобализму подойти. Важно понять, что мы не отличаемся друг от друга. Для меня еще один важный смысл этой выставки — преемственность. Тем, что удалось выставить работы художников, которые на меня повлияли, я хотела отдать дань этой преемственности. Надеюсь, что удалось.
Documenta, DAVRA и Чилльтан
В 2022 году Саодат пригласили на одну из самых престижных международных выставок современного искусства — documenta fiftteen, которая проводится раз в пять лет в немецком Касселе. Туда она привезла коллектив DAVRA, вместе с участницами которого в течение сорока дней представляла публичную программу, ставшую центральной частью их практики на выставке.
Пятнадцатую по счету Документу напрямую связали с темой коммьюнити и коллективной работы. Курировал выставку коллектив из Индонезии под названием ruangrupa, а концепт выставки строился на ценностях индонезийского понятия lumbung, что переводится как «рисовый амбар». Приглашенные художники в отведенных им пространствах репрезентировали собственную практику. В ней они анализировали современное общество, а также происходящие политические, экономические и экологические процессы.
DAVRA выступила с публичной программой, которая пришлась на период «чилли/шілде», то есть сорока самых жарких дней года в Центральной Азии. Chilltan (в переводе с персидского chill — сорок, tan — тело) означает «сорок тел, душ» и определяет понятие из центральноазиатской мифологии о сорока сверхъестественных существах. Где-то их описывают как людей, где-то — как далеких от антропоморфных качеств существ — защитников людей, природы и мира на Земле. В рамках публичной программы участницы союза представили свои проекты-перформансы, фильмы, провели совместные сессии готовки еды, читки и дискуссии, круглые столы и лекции, воркшопы, а также музыкальные выступления.
— Многие подумали, что я собрала DAVRA специально для Документы. На самом деле меня пригласили как самостоятельную художницу. Мне показалось, что будет большим упущением, если я не поделюсь таким опытом с молодыми художницами. Тем более из Центральной Азии пригласили только меня. Собрать такой коллектив было очень непростым решением: я не знала, как буду справляться. Большая помощь пришла от молодой кураторки из Казахстана — Дильды Рамазан. Я связалась с ней через рекомендацию галереи «Аспан» и она полностью взяла организационную часть на себя. На меня легли только творческие и производственные вопросы.
Как вы отбирали художниц?
— Случайным образом: чьи-то работы видела на выставках, кого-то просто в инстаграме видела, но никакого очного отбора не было. В обратном случае точечный и жесткий отбор выглядел бы доминирующим с моей стороны. Я давно хотела сделать лабораторию, которая объединяла бы наши четыре страны. И вот настал момент.
Какое впечатление произвел Чилльтан на Документе?
— Реакция была разная, в целом очень позитивная. Мы попали в восемь лучших пространств выставки. Большой плюс был в том, что наша работа была связана с чувственным опытом, а на этой Документе было много работ, связанных с политическим активизмом, а также много замечательных архивных исследований. Тем самым мы выделялись на общем фоне. Кроме того, для всех Центральная Азия все еще остается terra incognita — это тоже всем добавляло интереса. Третьей причиной стала сама DAVRA, в которой объединились молодые художницы, кураторки, перформерки, поэтессы и музыкантки. Сам коллектив также вызывал большой интерес.
— Однако был момент, в котором я видела некую опасность. Чилльтан — это история про духов нашего региона, которые защищают и появляются в кризисных ситуациях. Когда люди слышат об этом, им кажется, что это только про шаманизм. Сейчас вообще идет интерес к этим практикам: есть люди, которые в них проваливаются. Тут нужно жестко выстраивать грань и лимиты.
Какие планы у DAVRA?
Я с девушками много говорила об этом. Не думаю, что мне хватит сил и времени остановить собственную практику и полноценно заниматься коллективом. Кроме того, если это действительно коллектив, они должны сами взять инициативу. Что будет дальше — очень сильно зависит от них самих, сохранить DAVRA — это работа. Сейчас девушки делают сайт, где хотят собрать весь архивный материал, который мы сняли и записали на Документе. Они готовят программы для различных институций в Европе и Азии. DAVRA стала соединять регион с внешнем миром. Я это вижу уже через участие давринок на кинофестивалях, они получают приглашения на арт-резиденции. Кроме того, мы стараемся не закрываться в нашем клубе, DAVRA — это открытое пространство, где мы пытаемся работать без каких-либо ограничений.
Обложка: Maarten Nauw / Eye Art & Film Prize Winners opening
Комментарии
Подписаться