ИнтервьюМанижа о любви, свободе и сильных женщинах

Автор Анастасия Москаленко

— Как вы думаете, в чем заключается ваша жизненная миссия?

— Раньше мне казалось, что нет у человека одной миссии как таковой. В последние годы убеждаюсь, что она может быть только одна — любить. Разные события, отягощающие ситуации в жизни как будто разучивают нас любить и смотреть на мир открыто, и не хочется принимать мрачные и трагические вещи. Все это начинает подавлять в человеке рецептор «любить», который перестает функционировать.

Мое предназначение в том, чтобы делать то, что я умею, делать это честно и служить музыке. В ней могут раскрываться чувства, подниматься важные вопросы и, опять же, там есть место для любви. Это лекарство, которое помогает не гаснуть. Я посвящаю этому свою жизнь, но в ней есть и другие важные вещи, которые также имеют большую ценность: семья и сама я как личность. Мне интересно развивать себя, но музыка — это то, без чего я не могу, это мой главный инструмент. С ней я просыпаюсь и засыпаю.

— У вас в семье много сильных женщин. Можете рассказать, как женская линия семьи повлияла на вашу личность и становление?

— У меня на самом деле сильная женская линия, как с маминой, так и с папиной стороны. Моя прабабушка была одной из первых женщин в Центральной Азии, которая сняла паранджу и сказала, что будет работать. У нее совершенно потрясающий сын — мой дедушка, который также никогда не давал мне чувствовать себя в чем-то ущемленной, не пытался ограничить меня в свободе.

Женская линия мамы — это то, что дает мне силы. Когда у меня опускаются руки, я вспоминаю, через что прошли мои прабабушка, бабушка и мама. Если они прошли через трудности — значит, и я смогу. Так же и в творчестве: я рассказываю честно о внутренних преодолениях, о том, что мне небезразлично, что мне когда-то делало больно. Для меня важно показать, что слушатель не один и мы можем пройти через трудности вместе.

— Как опыт вашей бабушки и мамы отразился на вас?

Если говорить про мою бабушку и ее опыт, то она рано потеряла мужа, одна поднимала семью и детей. Дальше, когда у нее появились внуки, то есть мы, она всегда говорила, что самое главное — это образование, и давала нам его. Каждый мой приезд в Душанбе проходил в трехмесячном санатории на обучении английскому языку и компьютеру, она верила в будущее и до последнего дня вкладывала деньги в наше образование. Она говорила, что чем больше ты знаешь, тем больше у тебя возможностей заработать деньги, а значит, еще больше способов не зависеть ни от кого.

У моей мамы колоссальный опыт переселенца. Война (гражданская война в Таджикистане 1992 года — Прим. ред) заставила покинуть ее родной дом, и она оказалась в Москве беженкой, без документов, без каких-либо прав для женщины с детьми. Мама подняла семью, верила в нас и продолжает верить. Мы работаем вместе с ней, и я не могу сказать, что мы не просто мама с дочерью, мы напарницы и союзницы. Она сумела выстроить отношения с детьми так, что мы стали друзьями.

— Какие у вас были взаимоотношения с мамой в детстве?

— У нас были разные периоды, но я всегда ценила, что мама выстраивала отношения в форме диалога. Она всегда пыталась понять проблему и не обесценивать. Ярко помню, что мама никогда не ругала меня на людях и не стыдила. Более того, когда ее вызывали на родительские собрания в школу, она всегда защищала меня. Она приходила домой, ругала, оставляла на месяц без компьютера, объясняла, почему я не права, но никогда не позволяла никому меня стыдить.

— Мама повлияла на ваше творчество в самом начале?

— Мама мне просто не запрещала. Потом она стала частью всего этого процесса и продюсирования. У нас с ней творческое единство, я считаю, это самый главный шаг, который я сделала — работать с ней. Многим интересен результат, и он часто измеряется количеством денег, которые можно заработать, и я думаю, что отношения в индустрии часто абсолютно нечеловеческие: например, если у артиста кризис, я много раз была свидетелем, как его подавляют. А родитель никогда не позволит такого, у нас выстроена экология рабочих отношений.

У моей мамы много удивительных талантов, она в прошлом дизайнер и остается им, шьет и придумывает образы — костюмы, которые вы можете видеть на сцене.

— Как так вышло, что большую роль в вашей жизни занимает вопрос прав человека?

— Потому что мои права часто ущемлялись, и до сих пор это периодически продолжается: вспомнить хотя бы ситуацию с «Евровидением» и хейтом вокруг песни Russian Woman. А сейчас отменяются мои концерты в России, и я запрещенный артист. Я могу сталкиваться с ксенофобией и вне России, когда я уезжаю, и люди, видя, что у меня другой паспорт, начинают менять тональность диалога со мной. Некоторые боятся культуры отмены и не сотрудничают с артистами из России, даже если у него чистое творчество и взгляды — это тоже дискриминация. Я не хочу прибедняться, потому что мне по силам то, что происходит в моей жизни, но это не способ сделать мир лучше.

Единственная моя привилегия в том, что у меня есть хлеб на столе, крыша над головой — популярность дает больше возможностей. У меня есть своя аудитория, связи, друзья, которые помогают. Но эти привилегии нужно правильно использовать. Когда у меня появляется такая возможность, площадка, голос, я не могу не воспользоваться этим, чтобы обратить внимание на проблемы таких, как я или какой я сама была когда-то. К сожалению, мир полон ущемления и злости.

— Насколько вам сложно справляться с потоком негатива?

— Не буду скрывать, что мне сложно справляться с негативом, который получаю в свой адрес. Не хочу выглядеть как человек, которого это не трогает. У меня есть люди, которые помогают, и главное — мой фокус не на тех, кто причиняет боль, а на тех, кто дает возможность другим справиться с ней. Я перестала мыслить количеством. Особенно в интернете можно раздуть что угодно с помощью ботов или заказных статей. Верю в качество зрителя: в зале не будут слушать музыку боты, на концерты приходят настоящие живые люди, и я благодарна тем, кто разделяет мои взгляды и чувства.

— Как ваша личная история перекликается с тем, что вы делаете?

— Личная история не может быть другой, она описана во всех песнях и социальных проектах. Если мы говорим про бодипозитив — это одна история, домашнее насилие — другая. Жизнь женщины в принципе зачастую обусловлена трагичными фактами дискриминации, и поэтому у меня много песен, рассказывающих о проблемах, с которыми мы сталкиваемся. Хотя я четко понимаю, что сама из светской семьи, имела больше свободы в детстве — как минимум, в выборе профессии и образования. Но в моем окружении я сталкивалась с другими историями и до сих пор их вижу. Меня это очень огорчает. Хотелось бы, чтобы женщины имели больше свободы, доступ к знаниям о своих правах, возможность чувствовать себя полноценными и счастливыми людьми.

Я могу быть наивной, но верю, что когда-нибудь это придет. Это можно сделать и не в одиночку, потому что существуют организации и фонды.

— Как вы сейчас реализуете свой проект и работаете над фондом SilSila?

— SILSILA — это благотворительный фонд, который мы с мамой открыли в ноябре 2021 года. Мы только начали свою деятельность, но после 24 февраля на нас обрушилась реальность жизни, когда обращений стало очень много. При этом, если многие фонды потеряли поддержку партнеров и брендов, то мы в целом не успели ее даже получить. Как мы зашли в холодную воду голышом, так и выплываем. Я горжусь своей командой, потому что мы работаем, развиваем несколько наших направлений. У нас есть программы доверия, партнерства, просвещения и экспертизы. Наши специалисты оказывают комплексную помощь пострадавшим от насилия — это и психологическая помощь, и юридическая, и поиски возможностей предоставления убежища, и сопровождение.

После выхода клипа «Мама» мы ездили по Северному Кавказу, встречались с женщинами, обсуждала темы психологического здоровья и оказания юридической помощи. Я запомнила историю 75-летней женщины, которая решилась на то, чтобы выйти из ситуации насилия. Она, как маленькая девочка, заново училась дышать, выходить на улицу и жить.

Наш фонд продолжает работать, и часть средств с продажи билетов в туре я направляю на его развитие. Отмена концертной деятельности в России стала напрямую влиять на финансирование фонда, но мы с командой музыкантов сгруппировались и отправились в тур, чтобы не отменять самих себя. Во время осеннего тура мы были в Алматы, это было невероятно. Нам сразу же предложили провести концерт в Астане, поэтому 11 марта мы выступаем там. Мы видим динамику, как люди в Казахстане реагируют на мое творчество, покупают билеты на концерт, и я просто в восторге от этого.

— Что бы вам хотелось изменить в политической ситуации в России?

— Мне бы, конечно, хотелось, чтобы было больше свободы и меньше цензуры, в том числе самоцензуры. Уже много лет я сталкиваюсь с разного рода социальными запретами, но это не останавливает меня делать то, что я делаю, и продолжать свой путь.

Очень больно за то, что сейчас происходит, и хочется, чтобы меньше детей видели эту войну. Страшно, что это длится уже больше года. На фоне всего ужаса мне хочется делать больше светлых вещей. У меня есть детский пережитый опыт бегства от войны, и я знаю, как помочь. Моя задача как беженки в прошлом — оказать помощь людям, которую раньше не могли оказать мне, и в этом как раз помогает фонд.

— Какой своей песней вы особенно гордитесь? Какую из них вы бы поставили своему ребенку?

Я горжусь очень многими песнями, и, конечно, не могу не отметить Russian Woman. Я до сих пор считаю, что ее посыл очень важен, и я верю в силу женщины.

Своему ребенку я бы поставила песню «Люди вернутся в людей» — пусть читатель послушает ее и сам сделает вывод почему.