ИнтервьюMoldanazar — о своем лейбле, сломанных исполнителях и аудитории зомби

Чем Галымжан занимался прошедший год

И: У вас был перерыв в творчестве длительностью примерно в год. Чем занимались это время?

М: Последние полтора года я занимался своей школой — мектеп. Мои родные племянники с детства поют, играют на гитаре, а недавно сказали, что хотят стать артистами. Я забрал их с Кызылорды, они живут со мной на студии. Ребятам повезло: из-за карантина у меня появилось много свободного времени, и я плотно начал заниматься ими. Каждый день у нас были задания, уроки. Я сам придумываю формат заданий, но обычно это как игра или импровизация — вместе поем.

И: Вы увидели в них потенциал?

М: Они еще в школе были хорошими исполнителями. Но как бы мне ни было интересно исполнительство, все это время я учил их быть композиторами. Писать песни, тексты, работать над аранжировкой, на музыкальных программах. В последнее время занимаюсь этим.

Выпустил альбом 8 марта — Aitarym Kop. Большинство песен оттуда были написаны лет 5 назад, просто тогда казалось, что пока не стоит выдавать. А сейчас почувствовал, что пора — темы там более взрослые, и музыка сложнее. Через три дня после выпуска альбома начался карантин. У нас был запланирован тур в поддержку, но в итоге — все. Не выступаем с февраля.

А так сейчас на студии все время. Если честно, это для меня такое хорошее время, потому что больше времени провожу со своими детьми (у меня два сына), племянниками, и нет таких рамок, как раньше  — постоянные концерты. Я просто начал жить.

И: Расскажите, как вы стали композитором для фильма «Черный, черный человек»?

М: Продюсер фильма Серик  — мой друг. Он позвонил мне и сказал: «Нам нужна музыка в твоем стиле», и я согласился. Музыка была уже готова — ей лет десять, я выбрал несколько демоверсий и показал. Им понравилось. Все, ничего особенного.

И: Расскажите про создание клипа Aramyz Zhylyp Kalar. Аниматор Амаль сам предложил вам сделать анимацию на песню?

М: Да. Мне позвонил Аскар Узыбаев — другой мой друг, — сказал, что есть талантливый молодой человек, который хочет поработать со мной. Я попросил его отправить мне кусочек работы на несколько секунд, понял, что он действительно талантливый — появилось доверие, хотя обычно веришь не сразу. Через месяц работы драфт был готов — мы его вместе подкорректировали и выложили.

Я получаю много удовольствия от работы с людьми вроде Амаля, Асхата, Малика Зенгера. Пока делаешь проект с крутым человеком, получаешь опыт. Я вырос в ауле, у меня не было МТВ или чего-то подобного, для меня такие люди — космос. Все, с кем работал, — крутые художники, а мне нравятся художники. И еще радует, когда результат хороший.

И: Давайте поговорим о вашем лейбле — какая у него миссия?

М: Не знаю, как сказать правильно, — лейбл? Это для меня почти как дом. Музыканты — мои племянники, и у нас нет каких-то профессиональных правил. Я не хочу заниматься коммерческими проектами, гоняться за трендами: музыканты сталкиваются с кризисами, проходят свои трансформации, ломаются — а я не считаю это поводом к разрыву договоренностей. Важно давать людям время и свободу.

Часто продюсеры контролируют в жизни артиста абсолютно все, дают готовый материал  — вплоть до реплик в общении с поклонниками,  а когда контракт кончается, те не знают, что делать. Работать с артистом пару лет, а потом выкинуть его чуть что — считаю это бесчеловечным.

Сильные люди продолжают карьеру, но не все это могут, а это же люди — у них потом рушится жизнь. Я не готов рисковать чужими судьбами. Хочу выпустить людей, которые сами пишут поэзию и музыку, которые смогут без меня стать кем-то.

Если захотят уйти — не буду держать. У нас все по-другому. Мы как семья.

Я сам понятия не имею, как будет дальше — я только начал. До этого занимался только группой и проектами MOLDANAZAR. Но я точно знаю, что они уже крутые артисты, готовые композиторы и исполнители собственных песен. Я уже исполнил наполовину свою миссию.

А моя миссия — воспитать из них крутых музыкантов и вообще людей. Следующий этап — сделать альбом и выпустить для них клипы. Посмотрим.

И: Когда у них будет дебют?

М: У Орынхана уже был дебют. Альбом Али тоже уже закончили, вышел 30 ноября. Сейчас работаем над первым видеоклипом Али с Амалем.

Слева направо: Орынхан, Али, Гани, Галымжан и Бекарыс

И: А как вы познакомились с Орынханом? Он ведь не ваш племянник?

М: С Орынханом меня познакомил Малик Зенгер. Когда мы встретились с ним в городе, он познакомил меня с Грей Гаррет и Орынханом, с которым они тогда выступали дуэтом. Я увидел и понял, что это крутой человек с большим сердцем. Малик сказал, что хочет помочь ему чем-то, и я сказал, что тоже хочу — у меня студия есть и возможности. Сказал Орынхану, что запишу его альбом бесплатно, ничего не надо, и во время записи мы с ним сдружились.

Мы с ним чем-то похожи: оба слишком простые, в нас много аульского. Он мне как младший брат, мы сразу с ним поняли друг друга. Я спрашивал у него, что дальше: вот, альбом напишу, Малик снимет клип, а потом что делать будешь? Он говорит, не знаю. А надо же дальше, нельзя останавливаться. Предложил ему остаться — он согласился.

И: В вашем доме в горах?

М: Да. Мы уже работаем над его вторым альбомом. Думаю, весной у Орынхана и у Али выйдет второй альбом, если успеют.

И: Как отреагировали люди на дебют Орынхана?

М: Я не буду врать, не было такого, что случился «бум». Как артист Орынхан будет расти медленно, но без остановок. Он и в 50 лет сможет выйти с гитарой к слушателям и выступить. У многих исполнителей, как только заканчивается молодость, заканчивается карьера. Но этого не случится ни с Али, ни с Орынханом — они в первую очередь самостоятельные исполнители. Я не переживаю за скорость их развития, думаю, займет какое-то время. Мне повезло: в 2013 году у меня вышел Akpen Birge, который стал «бумом» — если бы не он, у меня тоже был бы медленный рост.

И: А когда совершат дебют два других ваших исполнителя — Гани и Бекарыс?

М: Думаю, до следующего года.

И: Что думаете об альбоме Али?

М: Мне нравится. Я фанат каждого из своих ребят, поэтому хочу, чтобы они были лучше. Мне кажется, не хватало таких, как Орынхан, Али — тех, кто пишет, что внутри происходит, как есть. Они не то, что люди хотят слушать или привыкли слушать, понимаете? Это и то, чего я для них хочу, потому что люблю в каждом из них личность. Они уникальные, добрые люди, и я хочу, чтобы весь свой карьерный путь они рассказывали свою историю.

Не нужно идти на поводу у публики. Творчество — когда выражаешь эмоции, переживания, то, что внутри, а там люди слушают или не слушают, если не нравится.

И: Почему так важно делать не то, что хочет публика, а то, чего хотят сами артисты?

М: Сейчас проблема не в артистах, а в том, что темп быстрый. Мы смотрим инстаграм, листаем соцсети — каждый день столько информации, и все пытаются что-то успеть. Люди сейчас все делают быстро, артисты штампуют произведения, привыкли, что твое творчество может закончиться секундным пролистыванием поста вверх — а работу ты делал месяц. Я не хочу работать на аудиторию, которая не может оценить что-то осознанно.

Люди стали зомби, и это грустно. Каждый хочет внимания, каждый — обязательно кто-то: исполнитель, режиссер или кто-то еще.

Мы хотим работать на своих слушателей, и аудитория будет расти постепенно. Мы не пытаемся везде продвигать наш продукт, как все делают — «поддержи, поддержи». Постепенно. Как дадут разрешение выступать, выступим с концертом с оркестровой музыкой вместо спецэффектов и толпы танцоров.

Мы хотим быть музыкантами, выступать в формате квартирников. И у Али, и у Орынхана песни душевные, там есть поэзия и история.

И: Если говорить о других казахстанских музыкальных лейблах — Ozen и Qazaq Indie, что думаете о них?

М: Ну это классно. Ребята много делают, и это лучше, чем было. Они меняют старое, и я очень этому рад. Хотел сказать спасибо им за то, что делают.

И: Если говорить о том, чего хочет казахстанский слушатель, то, что делают Ozen и Qazaq Indie — то, чего хочет слушатель?

М: Я не знаю. В последнее время я вообще не слушаю музыку, ни с кем не общаюсь и не смотрю ни на кого, потому что  — я так устал от этого всего за 6 лет. Вообще, люблю одиночество и не люблю тусовки, когда много людей и информации. Два года ничего не слушаю и не смотрю. Захотелось вернуться к себе. Я забыл, кто я такой, превратился в человека «надо делать», и перестал писать. Сначала как будто потерял умение писать поэзию, а потом — вообще музыку.

Городская жизнь — это все, деградация. Теряешь себя. Я уехал в большой дом в горах с яблочным садом, 35 соток, — яблоки, груши. Забрал всех ребят туда. В начале было сложновато из города сразу в горы переехать, непривычно: тишина, красота. Когда привыкли, начало получаться писать и снова учиться новому. Остаться с самими собой, разговаривать с собой, размышлять.

Сейчас мы живем и работаем в студии рядом с тем домом. В горах, где тишина.

И: То, что вы делаете сейчас, это для себя или для музыкальной индустрии в Казахстане в целом?

М: Нет. Я для ребят делаю, потому что они крутые и достойные, я верю в них. Это глупо — что-то пытаться менять.

Когда мне говорят, что я сделал много для развития казахского языка, мне некомфортно: я никогда не хотел этого. Знаю одно: если будет много таких, как Орынхан и Али, мир станет лучше. Больше добрых людей, которые любят свое дело и делают его от души. При этом, любят жизнь, не агрессивные. Уверен, эти люди будут полезны обществу. А ставить цель что-то поменять — нет.

Мне кажется, обществу будет полезно сначала быть счастливым. Когда человек счастлив, он может кому-то помочь, быть полезным. У нас люди живут в иллюзии, что они супергерои, все время пытаются что-то сделать. Самое сложное — быть счастливым. Когда по-настоящему счастлив, можешь быть полезным не для всех, а хотя бы для нескольких людей — это круто.

Я не могу сейчас жить в обществе: слишком много злых людей, агрессивных — везде. Я чувствую этот гнев, злость, а домой возвращаюсь уставшим. Тяжело. В горах все классно — нет никакого зла. Я там с детьми и племянниками, которых люблю.

Почему нужно было уехать из города

И: Может ли то, что вы говорили про агрессию, быть связано с демонстрациями весной 2019 года?

М: Да. В это время у меня были свои причины  — я перестал писать, и это было страшно. Была депрессия. Мы выступали тогда каждую неделю, были туры, а я не получал кайфа от того, что пою на сцене, от музыки, вообще ни от чего. Я понял, что сам стал злой, и вокруг были злые люди, и я устал. С утра хотелось поехать куда-нибудь спокойно, в кофейню, и там знакомые, и они говорят только об агрессии. А ты просто кофе хочешь.

Уже тогда племянники жили со мной, и я испугался, что, если сейчас сам в таком состоянии, не могу писать, как теперь смогу воспитать их? Я дал им надежду, забрал с аула. Время было сложное, — наверное, все влияло на самочувствие год назад. Последние полтора года все хорошо.

И: А не думали обратиться к психологу по поводу депрессивного состояния?

М: Нет, я из всех ситуаций выходил всегда сам, мне он не нужен. Я точно знал, почему у меня все плохо, и что мне нужно, поэтому и уехал. Мне не нужно было чужое мнение. Если мне плохо, я хочу плакать — буду плакать. Если больно — буду терпеть и принимать боль. Это пройдет. Нельзя переживания перекрыть другими мыслями, это все останется с тобой все равно. Нельзя бежать от неудач, нужно жить жизнь.

Раньше студия у меня была открыта для всех людей, постоянно ко мне заходили — а я такой, как только заходят, ставлю чайник, и это не заканчивается. Разговоры, разговоры — не работаешь.

Что слушает и смотрит Галымжан

Сейчас пока слушаю только Орынхана и Али, потому что работаю с этими песнями. Ничего другого не слушаю.

А так слушаю музыку летом, пока хожу пешком по городу. Слушаю все — от казахской попсы до мировой, не разделяю. Любимые группы — Coldplay, Radiohead, a-ha, Queen, Charles Gray. Слушаю на Спотифай похожее и даже не запоминаю, кто исполнитель.

Смотрю мало, но люблю аниме и Марвел. Некоторые надо мной из-за этого смеются. Просто когда смотрю, чувствую себя ребенком, хочется верить, что есть супергерои. Не люблю тяжелые фильмы, потому что жизнь и так мрачная и хочется чуть-чуть красок. У меня друзья и близкие — все как дети, а это же хорошо, когда человек смог остаться ребенком. Такие могут переживать за других, не умеют лгать. Если обижаются — обижаются, если радуются — выражают радость. Все честно.

Какие у Галымжана планы

И: Многие наши исполнители уезжают потом в Россию. Вы туда уехать не планируете?

М: Здесь вопрос в том, что они просто хотят больше зарабатывать и иметь большую аудиторию. А я счастлив. Пишу и говорю на казахском, на русском говорю плохо, а чужие тексты и чужие эмоции я исполнять не хочу.

Все мне говорят: «Почему ты так не делаешь? Почему вот так?», а я просто не хочу. Никогда у меня не было в авторитете, кто сколько зарабатывает, сколько у кого-то подписчиков и так далее. Есть люди, чье творчество я уважаю, а что у этого человека есть меня не интересует.

И: Как планируете развивать дальше свой лейбл?

М: Буду стараться больше, теперь все по-другому. Я делаю то, что нравится, и неважно, вредит ли это карьере. Теперь я так не могу, потому что отвечаю не только за себя. Буду теперь думать, с ребятами советоваться, и так далее.

Свою музыку тоже буду делать, но так, чтобы ребятам было комфортно. У меня много демок, я всегда что-то пишу. Последние три года только пишу, не выпускаю. Думаю, буду доделывать старое, что уже начал.