При рождении ребенка женщины могут сталкиваться с акушерским насилием. Оно выражается в оскорблениях, угрозах, эмоциональном давлении и проведении медицинских процедур без согласия рожениц. В 2019 году ООН признала такие действия нарушением прав человека. 

По данным организации, в 2017 году во время беременности, родов и в результате послеродовых осложнений погибло 295 тысяч женщин. Ежедневно регистрируется около 5 400 случаев мертворождения. При этом в 121 стране мира, включая Казахстан, более трети населения сообщало о перебоях в предоставлении основных услуг, касающихся сексуального и репродуктивного здоровья, здоровья матерей, новорожденных, детей и подростков. 

Мы поговорили с четырьмя женщинами, которые столкнулись с акушерским насилием в Казахстане. Они рассказали об условиях в роддомах, поведении врачей, своих родах и их последствиях.

Текст Ксения Киндеева

Редактура Султан Темирхан

Иллюстрации Айдана Самай

 

Евгения

Схватки и роды

В апреле 2023 года я стала матерью, рожала в частном акушерском центре Алматы. Днем 20 числа у меня отошли воды, к 10 ночи я приехала в роддом своим ходом, так как не было тревожных звонков: воды были прозрачные, схватки нарастали постепенно. Рожать собиралась в партнерстве с доулой — она сказала, что на тот момент с моими данными еще рано было начинать роды. 

Несмотря на это, меня сразу же отправили в родовую. Там дежурный врач сообщил, что у меня зеленые воды, из-за чего роды решили стимулировать окситоцином, а ребенка поставили под постоянное наблюдение КТ. Шевелиться мне было нельзя. Я лежала под адскими болями окститоциновых схваток около 12 часов на одном боку. Двигаться мне запрещали, иначе сбивался КТ, а на диаграмме это выглядело как остановка сердца.

Я терпела схватки в течение пяти часов, но поняла, что больше не могу справляться с ними, так как не идет раскрытие, и начала просить эпидуралку. Мои многочисленные просьбы об обезболивающем игнорировались — медсестра разве что вколола промедол, но опиоид все равно не помог. 

Утром 21 апреля у врачей была пересменка. На мое удивление, ночная дежурная сказала врачу, пришедшему принимать роды, что во время схваток я отказывалась от эпидуралки. Я дар речи потеряла просто в этот момент. 

Врач еще дневной мне начал тыкать КТ — якобы из-за остановки сердца у ребенка. Доула защищала меня как могла: говорила, что эпидуралку просили чуть ли не всю ночь, а КТ сбивался из-за того, что я иногда двигалась, корчась от боли. Ее не слушали. С того момента четко помню, как взмолила в слезах: «Доктор, помогите!», а он ответил: «А я что поделаю? Не надо было от эпидуралки отказываться».  

После появилась акушерка, которая назвала меня «слабохарактерной мерзкой соплей». Уровень агрессии этой женщины был на пределе — и каждый раз, заходя в мою палату, акушерка говорила мне и моей доуле гадости, порой переходя на крики.  

Как оказалось, от такого поведения акушерки пострадали многие девушки. Я у одной доулы троих таких нашла. Хотела жалобу коллективную написать, да только не хватило сил собрать в кучку мамочек маленьких детей, так как страдала послеродовой депрессией.

В новой смене поставили вопрос кесарева сечения, и я согласилась. Но когда меня начали переодевать, я обнаружила, что зеленых вод не было. Я не дальтоник, и моя доула — тоже. Разбираться с этим уже не было сил, 12 часов пыток я уже прошла, оставался последний рывок.

 

 

Послеродовой период

Работой отделения анестезиологии, хирургии и реанимации была довольна, чего нельзя сказать о послеродовом. Я спала в одежде и халате под одеялом, но все равно мерзла — поэтому забирала ребенка к себе в кровать из страха, что он замерзнет. Медсестры и врачи лишь разводили руками: «А что сделаем? Вчера отопление выключили в городе! Пусть муж тащит обогреватель вам!». 

Помимо того, что в палате был постоянный холод, для женщин, прошедших через операцию, почти не было еды в столовой. Когда уже поменяют стандарты? Почему родня должна варить супы и тащить их. Кесаренные женщины не редкость, а еды для них не предусмотрели. Только следят по списку, чтоб не дай бог «резанная» не схватила запретные харчи.

Был и постоянный недосып: то ребенок кричит, то палату убирают в семь утра, то гонят с палаты из-за кварцевания, то у меня процедуры, то у младенца проверки. Меня доконали, и я попросила выпустить меня с роддома на третий день, хоть и не положено. Спорила с главврачом. Параллельно писала мужу, что если все затянется, то я просто выкину свои вещи в окно и сбегу с ребенком в руках по коридорам. Настолько была в отчаянии.

Как итог — меня отпустили. Перед выпиской сдала анализы, которые позже указали на воспалительный процесс внутри. Позже благодаря знакомой врачине выяснилось, что у меня из организма не выводились лохии (послеродовые выделения  — прим. ред.). Восстановление не шло, и никто в роддоме не обращал на это внимание, хоть я и ходила с животом как до родов и каждый день его щупали — жутко больно. Моя врачиня сказала, что еще немного, и пошел бы процесс гниения, от чего я бы надолго застряла в роддоме с проблемами по здоровью. Но, к счастью, удалось восстановиться благодаря помощи знакомых. 

 

 

Дарья

Имя изменено по просьбе героини

Схватки и роды

Я заключила договор с алматинским родильным домом на 36-й неделе беременности. Спустя две недели после этого у меня отошли воды в 23:40, и уже в 00:10 следующего дня я была на осмотре у дежурного врача клиники. Мне сказали, что раскрытие составляет 1–2 сантиметра, но схваток нет. Поэтому отправили в палату ждать врача, который будет принимать роды. 

Уже утром врачиня сказала, что не будет осматривать меня до начала схваток. Ко мне никто не подходил в течение суток. Наступило утро следующего дня, врачиня меня наконец-то посмотрела на кресле. Сначала в перчатках, но она сняла одну и начала лезть, чтобы проколоть мне пузырь и ускорить роды. Я заранее говорила, что против прокола пузыря. Но врачиня все равно проколола его без моего согласия, не сказав мне об этом. Раскрытие на тот момент было 3–4 сантиметра. Осматривала она очень грубо, я подлетала от боли.  

Потом врачиня перевела меня в родильный блок и пропала на два часа. Между тем медсестра начала колоть мне окситоцин, но раскрытие было медленным. В 14:00 я попросила эпидуралку, так как вымоталась за 40 часов, но даже с обезболивающим продолжала чувствовать себя плохо после осмотра. 

Мне было настолько больно, что, видимо, я зажала ребенка и раскрытие прекратилось. И все бы ничего, но при осмотре врачиня разорвала мне пузырь, и ребенок остался без воды. С учетом того, что воды у меня отошли 15 октября, а осмотрели меня только 17 октября утром и начали возбуждать родовую деятельность, у ребенка начал снижаться пульс, началась гипоксия.

В итоге меня повезли на кесарево сечение, и тогда начался настоящий ад. Когда меня повезли в операционную с раскрытием 6–7 сантиметров, эпидуралка уже отошла. У меня было две схватки в минуту под воздействием какого-то наркоза или седации, меня привязали к столу. Медсестра включила кондиционер, который дул на меня голую. Я просила обезболить или хотя бы развязать меня, чтобы я встала — а в роддоме еще и отключился свет. Соответственно, оперировать они меня не могли, и никто мне ничего не объяснял. В течение часа я была привязана к операционному столу, а потом пришла врачиня и начала оперировать. Мне казалось, что операция длилась вечность. 

Со мной в операционную пошла сестра, которая потом рассказывала, что врачи два раза чуть меня не потеряли. Ребенку сразу отрезали пуповину, не дали отпульсировать. Видимо, ребенка тоже вытащили грубо, так как в выписке было написано, что у него был болевой шок. Шов у меня остался ужасный. А во время схваток акушерки не подсказывали, как необходимо вести себя.

 

 

Послеродовой период

В послеродовом отделении отсутствовал какой-либо уход. В первую ночь моя дочь чуть ли не захлебнулась околоплодными водами, так как ей плохо сделали аспирацию. А спасти малышку удалось благодаря моей маме, которая в первую ночь после родов осталась вместе со мной.

Врачине было глубоко наплевать на состояние рожениц после операции: мне не кололи элементарно железо, не давали каких-либо рекомендаций. По незнанию я сняла компрессионные чулки — врач увидела и даже не сказала, что после операции их нужно носить еще в течении двух недель. Помню, врачиня зашла ко мне после родов только один раз и на мои жалобы ответила: «Скажи спасибо, что живая, и заткнись». 

Некоторые палаты в родильном доме были в негодном состоянии, в уборной протекал туалет, воняло сыростью. В моей комнате не работало отопление, а сантехники приходили в палату без стука и бахил.

Меня выписали из роддома спустя полтора дня после операции с гемоглобином 79 гектолитров, а ребенка — с желтухой. Пережила я в этом месте ужас, и заплатили мы за это почти миллион. Во время снятия швов я озвучила свои жалобы по здоровью врачине. Она мне ответила: «Ну живая же» и начала обсуждать с медсестрой, что у меня муж симпатичный. Из послеродового отделения и педиатры заслуживают отдельного отзыва. Раз медсестре на просьбу о помощи позволяют ответить: «Ой, қойшы, мне что делать нечего?».

В результате безучастности врачей у меня появились проблемы с венами, а у ребенка была кефалогематома. Малышке пришлось пройти через операцию, так как во время прокола врачини крючок задел ее голову. 

Писала неоднократно жалобы директору роддома, на что мне ответили: «Ну бывает», а после заблокировали мой номер. Врачиня также заблокировала меня. Искренне хотела написать жалобу в суд, но это бесполезно, так как при поступлении на роды у меня забрали мой экземпляр договора. Да и плюс после сложных родов очень долго восстанавливалась, особенно морально. До сих пор лицо врачини снится в кошмарах.

 

 

Мадина

Имя изменено по просьбе героини

Схватки и роды 

Я забеременела в 2022 году. Беременность протекала хорошо, но была загвоздка в том, что я — резус-отрицательная, а муж — резус-положительный, из-за чего возникли осложнения. 

Мой случай попал под статистику 1:1000 беременных. Редкость, врачи в этом неопытные. По крайней мере у нас в Семее: они не думали, что такой случай попадется к ним, и были, мягко говоря, не компетентны в этом. Почему редкость? Потому, что в таких ситуациях первородки рожают без последствий, но у меня с первой беременности получился резус-конфликт тяжелой степени. 

Врачи давили на меня, сотрудники роддома в Семее говорили мне на всю палату: «Ты делала аборты, просто нам не говоришь! Поэтому у тебя такой скачок антител, только с повторными беременностями такое бывает, если ты резус-отрицательная. Признайся, что делала аборты». Я же об абортах никогда не думала. Но им было все равно. Как они аргументировали: «Мы знаем лучше, у нас опыт здесь». 

На этом оскорбления в роддоме не заканчивались. Когда я была уже на 34-й неделе беременности и лежала в отделении патологии из-за своего резус-конфликта, одна из сотрудниц учреждения решила оценить мой внешний вид. У нас проводили вечерний обход, заходит врачиня, слушает сердцебиение моего малыша и, соответственно, смотрит на живот. А у меня были растяжки, живот огромный, срок уже большой. Кожа не выдержала. Да и думаю, это нормальное явление у всех, кто вынашивал малышей. Как-то я и не думала об этом. Лишь бы выносить и родить здорового ребенка. В общем и целом, она посмотрела на мой живот и выдала: «Фу, какие растяжки, вся рваная, че мужу теперь скажешь?».

Помимо этого, я столкнулась с халатным отношением со стороны врачей. Когда лежала в родзале, мне сделали стимуляцию родов, из-за чего процесс рождения ребенка ускорился. От первой схватки до плаценты прошел 1 час 50 минут. Но когда я на потугах умоляла акушерку, чтобы зашли остальные врачи и посмотрели, она отмахивалась, сказала: «Ты че врешь, ты первородка, тебе рожать минимум 8 часов» и ушла из родзала. Я была одна и понимала, что ребенок уже вот-вот появится на свет.

В результате я закричала изо всех сил, чтобы привлечь к себе внимание. Тогда зашла акушерка и увидела, что уже появилась голова ребенка. Врачи сразу сбежались и помогли завершить роды.

После рождения сына я получила сильнейшие разрывы, и спустя несколько минут после родов ко мне пришла хирургиня. Врачиня наложила мне швы без анестезии и, к тому же, с насмешкой: «Вот, как новая будешь. Муж порадуется». У меня было ощущение, что они там работают, чтобы радовать чужих мужей и критиковать других женщин, вот правда.

 

 

Послеродовой период

В палатах роддома было по 5–6 женщин. В помещениях было тесно и жарко — проветриваний я не замечала. Но самое печальное — не разрешали принимать душ. В уборной стояло биде на десятки женщин. Душ один, к слову, рабочий, но нас туда не пускали. Я мыла голову в раковине под краном, так как пролежать 24 дня, родить и не помыть голову — абсурд. Спасались все там как могли.

Времени на восстановление после родов у меня не было, потому что сын родился с резус-конфликтом тяжелой степени, из-за чего малыша сразу забрали в реанимацию. То есть я находилась на третьем этаже в послеродовом отделении, а ребенок — на втором этаже в отделении патологии новорожденных. И каждые три часа я должна была ходить на второй, чтобы кормить его. Я не знала об этом вообще. Я думала, что будет хоть какое-нибудь сопровождение, потому что я вся разорвана была, мягко говоря. Ходила еле как, за стены держалась, хотя после шести наложенных швов не должна была ни ходить, ни сидеть. 

Мне постоянно приходилось спускаться и подниматься по лестнице, а пользоваться лифтом запрещали и говорили: «Все рожали, все ходили, и ты ходи». Благо, со мной и с сыном все хорошо сейчас. Малыш мой здоровый, я восстановилась, и мы счастливы. Но с такой обидой я выписалась оттуда, словами не описать. Своей историей я бы хотела показать какая бывает халатность и попросить врачей не быть настолько жестокими. Желания идти в родильный дом в Семее во второй раз конечно же нет. Проще съездить в Усть-Каменогорск или Астану, родить и вернуться.

 

 

Томирис

Схватки и роды 

Я рожала в 2022 году в платном отделении атырауского родильного дома. Схватки начались раньше, чем положено — между 36-й и 37-й неделей, и они стремительно становились все более интенсивными и болезненными. 

В роддом приехала к шести вечера — каждые три минуты меня сильно колотило. Меня оформили и посадили на кресло. Это вообще, мне кажется, отдельный вид треша — пытаться, когда у тебя такие интенсивные схватки, залезть на это кресло и раздвинуть ноги. Я легла на кресло. Меня осмотрели на пальцах и сказали: «У тебя нифига нет раскрытия. Ты просто истеришь, у тебя тренировочные схватки, и, скорее всего, ты не будешь сегодня рожать. Но, так как ты уже поступила, по протоколу мы не можем тебя сразу отпустить — ты должна до утра полежать, завтра утром мы тебя отпустим».

После осмотра меня завели в палату, но в платном отделении совершенно никого не было. Я еле как нашла акушерку, которой пожаловалась на плохое самочувствие — я задыхалась и мучилась от рвоты каждые 20 минут. Но врачиня отмахнулась от меня.

Я бродила по роддому до 12 ночи. В какой-то момент опять пошла искать эту дежурную акушерку, уже плакала, говорила ей: «Уже не могу, мне плохо, пожалуйста, сделайте что-нибудь, я вас не обманываю». Я прям оправдывалась за то, что мне плохо. Не знаю, это профессиональная деформация или что, но человек абсолютно не сострадал моей боли. Акушерка начала меня на пальцах проверять и сказала: «У тебя 8 сантиметров раскрытие уже! Почему ты не сказала?», а я ответила: «Так я подходила к вам сколько раз, и вы меня все время прогоняли, говорили, что у меня нет раскрытия, что я — первородка-истеричка».

Выяснилось, что за это время у ребенка началась гипоксия, и врачи решили вызывать роды, а позже сделали мне прокол. Во всем процессе я настраивала себя: сейчас самое главное — помочь ребенку выйти. Все истерики неуместны. Я считаю, что я для первородки вообще не истерила, но они меня так зашеймили, говоря«первородка-истеричка»,что я пискнуть боялась. Даже эпидуральную анестезию мне не предложили, а роды у меня были довольно-таки стремительные.

 

 

Послеродовой период 

После родов у меня остались неглубокие разрывы, которые зашили врачи. Стандартно мне, конечно, сказали, что зашьют, что муж будет счастлив, и все такое. Как же без этого? Ребенок родился синим, и ему сразу дали кислородную маску, под которой младенец пролежал около двух часов. Первые полгода жизни малыш страдал из-за плохого сна. Невропатологи объясняли это тем, что у него была гипоксия в родах, которая после выразилась в гипервозбудимости и гиперчувствительности. 

Уход за младенцами в роддоме сложно было назвать нормальным. Мне отдали ребенка сразу после родов. Я такой кошмар пережила и при этом не могла заснуть — сидела с ребенком. То есть после этих ужасных родов я даже поспать не смогла. Врачи даже не принесли фотолампу. По протоколу, они обязательно должны приносить ее. Даже на платное отделение, на шесть палат, была одна фотолампа, которой мы пользовались по очереди.

Когда я выписывалась из роддома, казалось, что мои роды прошли так же, как проходят у всех. Поэтому во время выписки я не только купила торты для врачей, но и предложила денежную благодарность сотрудникам роддома, от которой никто не смог отказаться. 

Потом, после рассказов знакомых, я поняла, что действительно пережила кошмар, а врачам было все равно на это. Ладно, они не признавали свои ошибки — но когда их благодарили, почему у них совесть не проснулась? Врачи не смогли распознать во мне реально рожающего человека. Почему они не сказали: «Нет, спасибо, я не принимаю деньги»? Но они все взяли. Уходила из роддома с мыслью: «Спасибо, что жива осталась».

 

 

Куда обратиться за помощью?

При столкновении с акушерским насилием прежде всего стоит обратиться за психологической помощью, чтобы восстановить ментальное здоровье. Можно позвонить в Единый государственный контакт-центр «111 — Amanat» по номеру 111, чтобы получить консультацию после пережитого насилия.

Также можно обратиться по телефону доверия — 1303, +7 708 983 28 63 или +7 727 376 56 60. По ним обращаются казахстанцы, которые столкнулись со сложной жизненной ситуацией.