Личный опыт«Вряд ли здесь кто-то чувствует себя в безопасности» Как живут ЛГБТ-люди в Уральске

Автор Артём Грибов

Иллюстрации Айдана Самай

Казалось бы, такие цифры невозможны в стране, где Конституция четко запрещает дискриминацию даже «по любым иным обстоятельствам». Однако, с годами ситуация лучше не стала. В 2015 году правозащитники из Human Rights Watch заявляли о «провалах в законодательстве и политике», которые претерпевает Казахстан по отношению к сексуальным меньшинствам. Опрошенные ими люди говорили о недоверии к полиции и органам власти, а высокую вероятность насилия воспринимали как «суровую правду жизни». В том же году британская правозащитная организация Article19 провела опрос среди 33 представителей ЛГБТ. Из них 88 % заявляли о свободе самовыражения как о «невозможной в нашей стране».

Эти отчеты объединяет не только выразительная статистика. Все они были проведены на республиканском уровне, собирая некое среднее арифметическое по всей стране, хотя в разных регионах отношение к квир-людям может разительно отличаться.

Крупные города часто обладают локальными ЛГБТ-комьюнити. В Алматы существует несколько пространств для квир-людей. Их члены помогают друг другу справиться с давлением общества и получить поддержку. В небольших городах подобные объединения встречаются куда реже. Местные квир-люди предпочитают лишний раз не обозначать свое присутствие на улицах города, существуя незаметно для других.

О принятии ориентации

То, что мне нравятся девочки я начала понимать лет в двенадцать, но я не могла принять себя. Было стыдно с кем-то говорить об этом. В школе я была изгоем из-за проблем с социализацией. Одноклассники буллили меня, я меняла школы, но ничего не помогало. Приходилось проходить через все самой. К шестнадцати годам я уже точно знала о том, что я лесбиянка.

О конфликте с матерью и самоцензуре

Мать перестала общаться со мной, когда узнала о моей ориентации. Она не смогла принять, что я встречаюсь с девушкой. Надеюсь, ей просто нужно время.

В нашем городе, когда я прихожу в новое общество, то сразу понимаю, могу ли я открыто говорить о себе или мне придется заниматься самоцензурой. Если даже за крашеные волосы и пирсинг мне прилетало, то что уж говорить об ориентации. Поэтому я стараюсь выбирать тех знакомых, кто не будет против нее. Сама я пока не сталкивалась с насилием или угрозами из-за своей ориентации, но мне, наверное, просто везет. Ради безопасности часто приходится себя ограничивать.

Об ЛГБТ-сообществе Уральска

По-моему, гей-клубов у нас нет, но я интроверт, и в обычные клубы-то никогда не ходила, поэтому особо не разбираюсь. В основном, все происходит в интернете, там знакомятся, там же и договариваются о личной встрече. К какому-то конкретному месту мы не привязаны.

О внеочередных выборах президента

Голосовать я не ходила, потому что итак знала, что за нас все решили. Не думаю, что с его переизбранием ситуация с правами ЛГБТ как-то изменится. Наше общество очень гомофобно, тем более, нет никаких законов о защите прав меньшинств. Об этом просто боятся говорить. Остается только ждать кого-то молодого у власти, кто будет отвечать на запросы современного общества. Или уехать подальше отсюда, туда, где все это уже есть.

О переезде в Уральск и транс-переходе

Я родилась в Алматы. В одиннадцать лет я поняла, что больше не могу быть мальчиком. Начала увлекаться косметикой, девичьей одеждой. Семья, естественно, не понимала такого. В школе я больше общалась с девочками и старалась вести себя как они.

В колледже я пыталась отказаться от этого, вести себя как парень, но у меня ничего не получалось. Вскоре умерла бабушка, а после не стало и мамы. Оставшись одна, я решила поехать в Уральск, где у нашей семьи были родственники.

Мне приходилось жить на два тела. Дома один человек, на улице другой. Устроившись на работу я попала в мужской коллектив, в который совершенно не вписывалась. Даже если я выглядела «правильно», то все равно все видели мое неестественное для мужчины поведение. Родственники задавались вопросом, почему у меня нет девушки. Потом у меня началась гендерная дисфория, и я сделала выбор совершить транс-переход.

О конфликте с родственниками

После моего решения о транс-переходе родственники просили, чтобы я вернулась к нормальной жизни. Предлагали даже оплатить свадьбу. Естественно, я выбрала жить свою жизнь, а не ту, какой ее видят другие люди, пускай даже и близкие. После моего решения они перестали со мной контактировать.

Из-за дискриминации я не могу найти работу. Мне нужно сделать операцию по коррекции пола, чтобы иметь возможность поменять документы, так гласит закон. Это вообще самая серьезная проблема моей жизни. Я бы, возможно, не хотела ее сейчас делать, но реальность такова, что без этого мне просто нельзя полноценно жить.

Комиссия, которая дает толчок в смене документов, находится только в Алматы. Сама комиссия при этом только с 21 года, а не с 18 лет. Это очень усложняет жизнь, потому что есть призыв в армию. Это не лучшая перспектива для таких как я, из-за ужасно высокого уровня трансфобии. Хотелось бы, чтобы наш президент обратил на нас внимание. На то, что такие люди есть, и им нужна помощь.

Чем меньше город, тем ситуация сложнее. Когда к нам приезжали россияне, было несколько случаев агрессии в мою сторону на улице. Воинственная часть населения в тот момент как-то активизировалась. У нас-то все местные ЛГБТ-люди так или иначе стараются скрываться, а тут приехало много ребят из Москвы, которые не привыкли к такому. Весь город на ушах стоял.

Меня очень пугает закон о пропаганде ЛГБТ, недавно принятый в России. Надеюсь, наше правительство не допустит подобного, они ведь сами говорят, что хотят быть современным государством.

Об угрозах в полиции

Я была на праздновании дня рождения с подругами, и как это бывает, произошла небольшая потасовка, в которой я лично не участвовала. Никто не пострадал, но на шум соседи вызвали полицию. Меня и подругу, транс-женщину из Костаная, посадили в машину и долго решали, что с нами делать. Моя подруга вступила с ними в словесную перепалку, объясняла, что они не имеют права нас просто так удерживать, на что один из полицейских с издевкой сказал:

Нас увезли в отдел и забрали телефоны. Сфотографировали со всех сторон, объяснив, что делают это «на всякий случай». У моей подруги сняли отпечатки пальцев. Они задавали некорректные вопросы, насмехались над нами, хотели выяснить, не занимаюсь ли я интимной работой. Один из полицейских угрожал моей подруге, что ее этапируют отсюда, кричал, что она здесь в другом городе и не может качать права. Еще добавил, что в Уральске таких людей нет. Я была вынуждена возразить, что проживаю здесь. Он парировал тем, что я — это единичный случай.

Уверена, что в работе сотрудников были нарушения. У нас в городе вроде есть организация по правам человека, куда можно обратиться в случае чего, но я не думаю, что даже там ко мне будет лояльное отношение. В Уральске вообще очень закрытые ЛГБТ-люди. Вряд ли кто-то здесь чувствует себя в безопасности.

О правах человека при Токаеве

Хотелось бы, чтобы наш президент что-то сделал на эту тему, но если говорить именно о правах ЛГБТ, то их просто нет в принципе. Эта тема не то что не обсуждается, она замалчивается. Если в России идет откровенная война против всего нетипичного, то у нас это просто предпочитают не замечать. Как будто нас не существует.

В Казахстане проживает много мусульман и это сильно усложняет продвижение подобных инициатив. Тем не менее, мне хочется верить в светлое будущее для всех. Я считаю, что господин Токаев как минимум образованный человек и может адекватно мыслить. Надеюсь, что в его инаугурационной речи есть хоть доля правды.

О MTV и пакете с долларами

Я родился в Аксае. Благодаря MTV, я довольно рано осознал свою гомосексуальность. На тот момент моя психика еще не сформировалась, и я воспринял подобное, как нечто нормальное. У меня это так совпало с тем периодом, когда к ЛГБТ относились более-менее корректно. Сейчас такого уже не встретишь.

После девятого класса я уехал учиться в Уральск. Мне не понравилось, и я решил свалить оттуда. Родители дали выбор, остаться в Уральске и получить в подарок трехкомнатную квартиру или уехать учиться в Европу. Я выбрал второе. Они у меня госслужащие, дали целый пакет денег в долларах и отправили восвояси. При этом я продолжал числиться как студент в Уральске. Тогда так можно было, а сейчас взятку дать вообще нереально.

О восприятии меньшинств в Казахстане

Люди в Уральске нормально к этому относятся. Он такой, более европейский городок. В Алматы, в Астане — тоже нормально. Наиболее тяжело приходится в бедных областях, где Советский Союз еще остался. Однако, в сравнении с 2015 годом сдвиг есть. Тогда бы вы открытого гея нигде не нашли, но лично мне вообще все равно. Я знаю, что в Уральске я защищен.

Хожу только в хорошие места, где если ко мне кто-то лезет, я сразу зову охрану. Не пойду сидеть в какую-то пивнушку. Не мой уровень и это просто небезопасно. Даже несмотря на мои связи, дураков хватает везде. Я на рожон не лезу, не суюсь туда, где меня по любому изобьют.

О гей-клубах в Уральске

Таких нет. Даже если бы были, я бы не пошел. У нас еще общество не готово к этому. В Казахстане есть традиции, я их сам люблю, например, на свадьбах потусить. Нетрадиционные свадьбы я пока здесь представить себе не могу, а лезть и кричать об этом я не собираюсь, думаю о своей безопасности. У нас в Уральске хоть люди и толерантные, но они не поймут такого.

— Евгений Александрович, бывают ли готовые к ЛГБТ общества? И как определить эту степень готовности?

— Да, такие общества бывают. Эта степень достаточно просто определяется. Чем больше вы имеете дело с открытым обществом, тем лучше вы понимаете, что оно значительно легче принимает «других», тех, кто не похож на большинство. Это касается не только ЛГБТ. Это относится ко всему тому, что не присуще основной массе населения. Какие общества более готовы? Открытые и демократические, где основными ценностями признаны толерантность к политической позиции, плюрализм взглядов и убеждений. Где признается право человека на другое мнение, вне зависимости от того, нравится оно вам или нет. Демократия — это способ общества учитывать мнение меньшинства, система действующих механизмов.

Нужно понимать две ключевые вещи. Если чьи-либо взгляды, чей-то образ жизни, чьи-то действия не исповедуют насилие и не направлены на разжигание ненависти, то что бы вы о них ни думали, они имеют право на существование. Конституция Казахстана запрещает дискриминацию по любому признаку, неважно, о ком идет речь. Все одинаково по отношению к любому лицу.

Остается проблема с разного рода культурными особенностями, моралью и нравственностью. Мы знакомы с позицией стран Ближнего Востока, где есть жесткие религиозные традиции, но Казахстан не относится к таким государствам. Ислам всегда был достаточно умеренный на нашей территории. Добавим к этому, что кочевая культура всегда демонстрировала некую толерантность, так как проблематично доносить до людей какие-то догмы.

Если мы посмотрим на мировые тенденции в этой сфере, то лучшим примером является католицизм. Мы видим, как довольно жесткая позиция католической церкви перестает быть точкой противостояния. Испания, страны Южной Америки переходят к признанию однополых браков. Преобладает принцип того, что нельзя людей делать несчастными по тому или иному признаку.

Получается, это не вопрос религии, а состояния государства и общества. В демократических странах никто не говорит об излишней распущенности молодежи. Это происходит потому, что там государство развивает принцип уважения ко всем. Чем больше признания, что мы разные, тем больше понимания, что эту разность нужно уважать. Не нравится, не смотрите. Это не проблема меньшинств, они имеют такие же права, как и вы.

Наше общество не столько не готово к ЛГБТ, оно в принципе пока не демократическое, не открытое и не толерантное, хоть и продвинулось в этом дальше, чем некоторые наши соседи.

— Как в таком случае обезопасить себя ЛГБТ-людям в небольших городах? И возможно ли это?

— Это очень трудно, сразу скажу. Понятно, что взгляды большинства не на стороне ЛГБТ-людей. К тому же, ксенофобия и гомофобия сильно исходят от нашего северного соседа. Это все создает неблагоприятный контекст. Ситуация непростая, и правовые институты реагируют на нее не очень адекватно.

Кто-то [из ЛГБТ-людей] выбирает затаиться, кто-то покидает Казахстан. Рецепта нет, пока мы имеем дело с таким государством и обществом. Тем не менее, надо пытаться объединяться и защищаться. Мы пытаемся решать эту проблему системно, через создание государственных институтов, которые отсутствуют в Казахстане, например, по защите от дискриминации. Мы работаем над их созданием, и тогда можно будет рассчитывать на какую-то защиту.

Все что остается, это контактировать со своими единомышленниками, НПО. Даже в демократических государствах все не так просто с этим вопросом. Там люди долго боролись за свои права. Исходя из этого, на данный момент никакого уникального лекарства я дать не могу.

— Как вы думаете, что мешает Казахстану соблюдать права человека?

— Есть прямая зависимость между уважением прав человека и демократическим характером государства. Тут нет никаких новых рецептов. Все то же разделение властей, система сдержек и противовесов, политическая оппозиция, сильное гражданское общество, независимые СМИ. В открытом государстве просто лучше жить в конце концов. Чем больше это понимание укоренится, тем спокойнее одни люди относятся к другим. К сожалению, мы продолжаем быть классическим авторитарным государством, которое и определяет отношение масс к правам и свободам.

— Может ли Казахстан запретить «пропаганду» ЛГБТ, как это недавно сделали в России?

— В России подобные законы — это больше способ мобилизации и консолидации. Создать образ врага и на этой основе объединяться. Это поощрение ненависти в обществе, способ политической борьбы. Казахстану это не нужно, потому что нам объединяться против кого-либо смысла нет. Конечно, «отсвечивать» российская политика будет сильно, но это в конечном счете будет зависеть от итогов войны России и Украины, как они повлияют на Кремль. Но чтобы те законы, которые сейчас принимают в Госдуме, заставили наше правительство задуматься о нечто похожем, это вряд ли.