Личный опытЯ создаю бронежилеты для гражданских в Украине

Автор Александра Аканаева

Мне 27, я родилась и выросла в Казахстане. Училась в KIMEP, после год в Австрии, а потом переехала в Германию. Там я начала работать венчурным архитектором — это специалист, который помогает уже существующим корпорациям строить новые бизнесы для привлечения новых источников дохода. Я реализовывала бизнес-идеи для других компаний, настраивала внутренние процессы и передавала проект обратно клиенту, когда он достигал нужных показателей. Это была работа мечты: мне очень нравились проекты, каждый был уникален, в новых странах и с классной командой. До войны у меня была прекрасная жизнь в Берлине.

О связи с Украиной

В 2014 году на востоке Украины началась война. Из-за этого родители запрещали мне ездить туда, но меня очень интересовал процесс смены власти, майдан. Это было очень впечатляюще: впервые в истории постсоветской страны меняется пророссийская власть, и ее меняют люди. В 2015 году, когда я училась в Австрии, одногруппники поехали на зимние каникулы в Западную Европу, а у меня была идея-фикс: хочу в Киев. Я сказала родителям, что еду в Польшу, а сама отправилась отмечать Новый год в Киеве. У меня остались прекрасные впечатления от поездки, и до 2021 года я была там еще трижды.

К 2021 году я уже четко знала, что мне нужно от этого мира, каких людей я хочу видеть вокруг. Я приехала в Киев снова и поняла, что именно здесь мне хорошо. Очень вдохновила предпринимательская сцена, их подход к работе, креатив, технологический прогресс, визионерство. Хотелось быть в этом обществе, где все обмениваются идеями. У меня сразу появились близкие друзья, и с февраля 2021 года я стала летать туда каждый месяц на десять дней и жила на два города: Берлин — Киев.

Как все начиналось

24 февраля все изменилось: я ушла с работы, чтобы начать волонтерить, помогать в поиске жилья и логистике тем, кому пришлось уехать. Ежедневно приходилось делать миллион разных вещей, а в конце дня болели глаза от того, как много я смотрела в экран. Это выматывало, мне хотелось найти сферу, на которой я могла бы сфокусироваться. Тогда я решила заняться производством бронежилетов. Во-первых, эта сфера сложнее и специфичнее, чем, например, собирать гуманитарную помощь, и людей, которые этим занимались, было недостаточно. А спрос был огромный! Жилеты с необходимым типом защиты имели высокую цену, их сразу же раскупили, а доставить их в Украину было очень сложно. Из-за всех этих нюансов я решила производить в Украине. Позвонила знакомому, его зовут Рост. Мы с ним не были друзьями, просто познакомились однажды в клубе. У него куча татуировок, мото-прическа, в общем, персонаж. И когда я думала о том, кто может стать партнером по проекту, то в голову сразу пришел он, потому что нужен был сильный человек, который не убежит при первой угрозе обстрела. Потом оказалось, что он несколько лет учился в кадетской школе, что его связи в родном городе Черкассы могли помочь нам в поиске металлопроизводства. Все звезды сошлись, и буквально через два дня мы нашли производство и начали разрабатывать прототип бронежилета. 

Все было очень быстро. У меня никогда жизнь не текла с такой скоростью, как в те дни. Если обсуждали вещи, которые нужно сделать, то дедлайн был — через два-три часа. И все помогали: просто запостив одну историю в Instagram, я могла найти буквально все, что мне нужно. Совершенно незнакомые люди помогали друг другу. Это было очень круто.

О производстве

Уже через две недели после начала войны мы заказали несколько прототипов стали и начали ее тестировать. Параллельно с этим открыли сбор средств в Instagram и собрали 6 тысяч евро на первую партию. Рост отвечал за операционную часть, я — за дизайн и финансы. Сначала продавали жилеты по себестоимости. Была концепция — создать продукт очень высокого качества по цене на 50 % ниже рыночной. Стандартный бронежилет стоит в среднем 750 евро. Изготовление одного нашего жилета стоило 290 евро за единицу, поэтому мы могли обеспечивать производство довольно долго: не нужно было много денег, чтобы создать более 400 бронежилетов. Первую партию из 120 жилетов произвели за неделю, металл был из Азовстали. Процесс закупа стали, доставки, резки, закалки, шлифовки и покрытия — все это занимает неделю. Наши бронежилеты также получили сертификат четвертого класса защиты ДСТУ по украинскому стандарту.

Летом стало намного сложнее: мы перешли на бесплатную раздачу, потому что появилось много несертифицированных производителей. На всем рынке баллистики в Украине только 10 % — действительно хороший продукт. Часто по незнанию используют не ту ткань — нужна огнеупорная ткань Cordura 1000D. Со сталью тоже могут быть проблемы: отдают плиты без антирикошетного слоя, и человек может умереть от осколка. А если нет мягкой баллистики, то человек может умереть от повреждения органов из-за удара. Многие несертифицированные производители отдают бронежилеты плохого качества людям, несведущим в баллистике, тем самым нанося потенциально смертельный вред. Поэтому мы решили бесплатно отдавать наши бронежилеты гражданским. 

Нас консультировали. Мне посчастливилось познакомиться с бывшим главой продукта другой баллистической компании, который поделился опытом. Также люди, работающие со сталью уже более 20 лет, тоже советовали и помогали. В организации мне помогли навыки с моей предыдущей работы в венчурной компании. Порядок действий один и тот же: сначала ты как можно больше читаешь о продукте и индустрии, потом у тебя появляются вопросы, связываешься со специалистами в этой сфере, затем формируется более четкое понимание, начинаешь планировать, а после работать. Появляются первые единицы продукта, начинаешь его тестировать, учитываешь ошибки, переделываешь. С любым продуктом это так: будь это финтек, медицинский продукт или бронепластина.

Рост ушел из проекта в сентябре, ему нужно было начинать работать и помогать семье. Мы волонтеры и с производства ничего не получали, поэтому это нормально, что настал такой момент. Конечно, было сложно. Подноготная бронеиндустрии довольно темная, поэтому я очень рада, что вначале со мной был Рост, и к моменту, когда он ушел, все уже было налажено. Да и в конечном итоге все знали, ради чего мы это делаем, и работа шла легче. У всех одна цель — победа. За это время отпало много ненужного: ты смотришь на свою жизнь, задаешь вопрос, поможет ли это победе, и если нет — ты просто это не делаешь.

Сейчас нужно закрыть небольшую сумму, всего 3 800 евро, чтобы ответить на последние запросы по бронежилетам, после чего я закрою производство.

О сборе средств

Если весной со сбором средств проблем не было, то летом они возникли. Было очень тяжело собирать деньги: люди устали от войны, хотят отдыхать. Даже сами украинцы устали. Это нормально.

У нас был аккаунт на портале Wise около 6 месяцев. Мы успешно осуществляли транзакции, но недавно пришло сообщение о том, что они деактивируют наш аккаунт из-за того, что мы якобы производим продукт военного назначения, при том, что мы создаем жилеты для гражданских. Они не предупредили об этом, и мы не могли подготовиться и вывести куда-то деньги. Это абсолютно блокирует нашу деятельность: мы не можем отправлять деньги поставщикам, у которых закупаем материалы, платить работникам. Мы можем подать на апелляцию либо вывести средства на счет другого банка, но тут не знаешь — вдруг нам опять откажут или заморозят счет. Поддержка, которую они нам обещали, абсолютно бесполезна: ощущение, что отвечает не живой человек, а робот. Я не понимаю, почему те полгода они могли работать с нами, а теперь не могут. На данный момент мы еще не решили, что будем делать, но несколько других компаний предложили нам создать аккаунт у них.

Кажется, что большинство донатов приходит только потому, что я девчонка. 95 % наших доноров — мужчины. Некоторые делают пожертвования только с целью познакомиться со мной. Выматывает, когда нужно с кем-то общаться просто потому, что ты хочешь, чтобы они выслали деньги, на которые ты сможешь сделать бронежилеты для людей на войне. Но это помогает проекту и это нужно делать.

О реакциях людей

Я ушла с работы через пять дней после начала войны. На тот момент казалось настолько нелогичным работать в коммерции: есть люди, которым нужна помощь, а ты строишь финтек в богатой стране. На момент ухода из компании я занималась очень коммерческим проектом, и когда началась война, я просто не могла представить, что буду его продолжать. Война началась в четверг, я взяла два дня отгула, в понедельник у меня был звонок по работе, и как только он закончился, я поняла: «Это все». Обычно ты должен отработать месяц перед уходом, пока они не найдут тебе замену. Но мне было настолько все равно, что я сказала, что с этого момента работать не буду. Меня резко перестало интересовать то, что происходит в спокойном мире. И в компании отнеслись с пониманием, не заставляли меня отрабатывать месяц и все равно выплатили зарплату.

Семья отнеслась негативно. Отец писал: «Не вздумай». Они не поддерживали, пока не вышла первая статья обо мне в немецкой газете. 

Друзья очень поддерживали с самого начала, первые донаты были от них. И они много помогали, советовали. До сих пор я чувствую их поддержку.

Об обстреле

С начала войны я приезжала в Украину пять раз. Сначала было страшно, а потом привыкла. Уже нормальным стало постоянно слышать сирену, ведь по центру Киева не стреляли. А 10 октября начали стрелять. Я это даже немного предчувствовала. Была на саммите по безопасности в Варшаве, после которого направлялась в Киев, но почему-то не хотела ехать. В итоге все равно поехала. Был такой солнечный день. Я шла поработать в любимое кафе, после мы с подругой собирались на йогу. Тогда услышала первые взрывы, но сначала не была уверена, что это обстрел, мало ли, упало что-то на стройке. Я пыталась понять по лицам людей, что это. Какая-то девушка спросила, где укрытие. Я все же зашла в кафе и из разговоров людей поняла, что ракета попала в Шевченковский парк в полутора километрах от места, где я была. Я надеялась, что взрывов больше не будет, и ненадолго осталась в кафе, а когда собиралась уходить, услышала более четкие взрывы ближе к себе. Тогда я начала искать укрытие. Мне повезло взять с собой сумку с документами и ноутбуком. В центре Киева укрытий не так много, я просто шла, повернула налево, а там был паркинг, куда я и спустилась. Туда также спустились пара моих друзей, которые жили в том же районе. Парни принесли еду и воду, все в укрытии делились друг с другом. Это особенное чувство сплоченности. Потом был перерыв, сигнал тревоги закончился, и я перебежала к моему другу, у которого свой ресторан, и в начале войны он использовал его как волонтерский штаб, где ребята до сих пор волонтерят. Туда стеклась вся наша тусовка, и я провела там весь день и даже две рабочие встречи. Каждый человек реагирует на обстрел по-разному: кто-то скроллит ленту, кто-то заедает. Для меня это была работа, потому что это было единственное, что я могла контролировать. Ты не можешь выйти на улицу, находишься в напряжении, но зато можешь работать. 

Потом встал вопрос где спать, ведь я арендовала AirBnB с большими витражами, что совсем не подходит для жизни в военное время. Взрывы закончились, я все же думала остаться ночевать дома, но в 9 вечера мой друг с фронта написал: «Мадина, спустись в укрытие сейчас». Я быстро собрала вещи и мы побежали в бомбоубежище, которое обустроили мои знакомые. Оно было очень комфортным: там был проектор, душ, кухня, собаки и кошка. Мы с ребятами укутались в одеяла и смотрели «Шрека», иногда отвлекаясь на уведомления о летящих в нашу сторону ракетах. Ты знаешь, что ракета долетает до Киева за 15-20 минут, но так как изменить ничего нельзя, просто продолжаешь делать то, что делал.

О войне

Некоторые думают, что война в Украине необъективно репрезентована, потому что в городах продолжают жить, работать, пить кофе и ходить на йогу. Во-первых, есть линия фронта, где непосредственно идут боевые действия. Сейчас не такое время, как при Второй мировой войне: сегодня можно написать SMS на фронт, и оно дойдет за две секунды. Мой друг вчера вечером написал, что ему нужен бронежилет, и я отправила его сегодня утром. Это здорово, но еще это делает войну 4D, когда ты можешь не просто видеть, но и ощущать ее, быть настолько к ней близко, при этом оставаясь физически далеко.

Помимо линии фронта есть еще целая страна, где продолжают жить люди. Человек привыкает к абсолютно любым условиям жизни, даже в бомбоубежище и под угрозой обстрела. Нам нужно продолжать жить, чтобы иметь возможность помогать армии. Если все будут сидеть без работы и трястись, то никто кроме иностранцев не сможет жертвовать деньги. Каждый украинец сейчас считает своим моральным долгом либо донатить, либо волонтерить в поддержку ЗСУ, потому что ты можешь быть каким угодно классным человеком, но если ЗСУ проиграет — ты никто. И все это понимают и продолжают работать. Люди хотят показать врагу, что их не сломить, что они будут продолжать хорошо жить даже под угрозой обстрела.

В Киеве я хоть и живу относительно привычной жизнью, но чувствую, как все изменилось. Война в воздухе. Разговоры другие. Например, до войны мы с друзьями обсуждали будущее, какие-то проекты, были вдохновлены, планировали на следующие 3-5 лет. Когда я приехала в этом году, о таких вещах вообще никто не говорил, никто не строил планы дальше, чем на неделю. Многие мои друзья стали волонтерами, с ними мы говорим о волонтерских делах, о фандрайзинге, о том, кому мы помогли и хотим помочь. У меня много друзей на фронте, с ними общение тоже изменилось. Я никогда не представляла, что мои друзья будут рассказывать мне, каково это — убить человека. Это очень странно — привыкнуть к войне. Но ты не можешь постоянно быть в состоянии эмоционального напряжения, иначе сойдешь с ума. Если бы сейчас каждый человек реагировал на войну также, как в первые месяцы, то никто бы не мог ничего делать. Также и я. Но все поменялось так сильно, что не придет уже к прежнему состоянию.

То, что люди продолжают жить свою жизнь, не значит, что война их не касается. Например, сейчас по всей стране проблемы с электричеством. В некоторых регионах электричество появляется на три часа в день, и тем не менее люди продолжают работать, не закрывают бизнесы, а, наоборот, открывают новые. У моего друга в Киеве ресторан, и сейчас он открывает еще один. Я спрашиваю: «Почему ты это делаешь именно сейчас?» Он говорит: «Потому что нас не сломить. Даже если идет война, мы будем продолжать жить, продолжать помогать ЗСУ».

Люди до 2022 года абсолютно нормально относились к тому, что я говорила по- русски, отвечали мне также. Но после того как Россия пришла с войной в Украину, конечно, украинцы говорят на своем национальном языке. Я сама начала учить украинский до войны, а сегодня уже свободно говорю. Сейчас Украина форсит свою национальную идентичность, отвергает все, что связано с русской культурой, начиная с языка и заканчивая музыкой российских артистов. В Грузии похожая ситуация: в 2016 году меня там никто не пристыжал за то, что я говорила по-русски, а в 2019 там уже никто русский не использовал. Осетинская война внесла свои коррективы, также, как и война в Украине. Я думаю, это более чем объяснимо.

О планах

Сейчас и в дальнейшем я буду работать с проектом Reukraine по строительству жилья для тех, кто его лишился. Я помогаю проекту с фандрайзингом, нужно собрать 989 000 долларов. После окончания войны я хочу пожить несколько месяцев в Украине и поработать в восстановлении экономики или архитектуры, а также уделить больше внимания моему личному проекту, который по понятным причинам сейчас не в приоритете.

Я верю в то, что война закончится, и Украина победит. Полной победой будет, если все оккупированные территории вернутся Украине.