Личный опыт1986 и 2022: История 63-летней активистки, которая каждый год выходит на площадь

АВТОР Малика Муханова

ФОТОГРАФИИ Офелия Жакаева

3 января

3 января мы отмечали 40 дней со дня кончины Арона Атабека. После ресторана мы должны были пойти поддержать жанаозенцев на площади. Около двухсот человек задержал отряд ОМОНа или полиции на выходе из заведения. Всех затолкали в автобусы, но меня отпустили, потому что я в возрасте. Забрали Муратбека Есенгазы, он был правой рукой Арона Атабека. Его забрали, избили, а ему уже 59 лет, у него четверо детей, семь внуков. У его жены сахарный диабет. Она слегла после того, как узнала, что его могут посадить на пять-восемь лет, непонятно за что. К Муратбеку не пропускают даже адвоката, потому что его избили, у него гематомы.

4 января

На площадь мы отправились около 12 ночи, 4 января. По Абая шел целый поток машин и людей в ту сторону. Меня удивило количество людей, ведь обычно на митинги выходят человек 30-40. Даже на 35-й годовщине декабрьских событий было меньше. А проходят они обычно так: полиция задерживает, какое-то время держит в РОВД, обычно до 12 ночи, спрашивают про причастность к ДВК (движение признано экстремистским и запрещено на территории Казахстана — Прим. ред.) потом отпускают. В этом же случае на площади собралось несколько тысяч человек.

Кто-то остановил меня и предложил подвезти на машине со словами: «Апай, садитесь, что вы пешком идете». Меня подбросили до пересечения Абая и Сейфуллина, где я встретилась со знакомыми активистами, еще со мной была дочь. Народ все прибывал и прибывал. Я ни разу не видела такого скопления людей после 1986 года. Мимо нас прошла группа людей с транспарантами разного содержания, в основном требования были социальными — касались пенсий и природных богатств, которые должны доставаться каждому казахстанцу.

Далее я увидела целую колонну молодых людей с плакатами, они шли вверх по Сейфуллина. Затем мы услышали взрывы и побежали на источник звука. Меня останавливали со словами «Апай, не ходите, сейчас вас убьют». Пустили слезоточивый газ, я почувствовала раздражение в носу, горле и глазах. Я промыла лицо и горло питьевой водой, которую всегда ношу с собой.

Не знаю судьбу тех молодых людей с плакатами, больше я их не видела. Все было мирно, ни у кого из людей не было оружия или зажигательных смесей. Мы простояли до четырех утра, замерзли и решили вернуться домой.

5 января

На следующий день мы снова приехали на площадь. К тому моменту люди начали штурмовать акимат. Со стороны здания акимата слышались выстрелы и несколько людей упало. Народ все равно попал в акимат, люди высовывались из окон и кричали, что уже внутри. Я почему-то думала, что там, как положено, будет сидеть аким и все чиновники, но, по рассказам очевидцев, там никого не было.

Я стояла снаружи и наблюдала. В акимат пыталась прорваться целая толпа людей. Один молодой человек посадил меня на ступеньки перед зданием, на полицейский щит. Он не хотел, чтобы я шла дальше — там было опасно. У меня бы не получилось попасть в акимат, даже при желании, толпа была слишком плотной.

Потом загорелся второй этаж акимата, затем четвертый, я не выдержала и начала плакать. Зачем жечь здание? Его когда-то проектировал мой бывший муж, он был архитектором. Потом я сказала дочке: «Смотри, твой отец проектировал, а теперь его труд сожгли». Через какое-то время весь акимат начал полыхать. С того момента я несколько дней испытывала душевную и физическую боль, опустошенность и безысходность.

Я пыталась докричаться до них, чтобы здание оставили в покое, но мой голос в этой огромной толпе даже не было слышно. Толпа ликовала и кричала. Периодически в ней виднелись полицейские, которых сильно избивали. Одного я попыталась защитить, подошла к людям, избивавшим раздетого полицейского лет 45 и сказала: «Зачем вы бьете его? Вы уже поймали его, пленили, зачем еще и бить? Что за жестокость?» Гнев толпы — это нечто, странно, что правители не понимают, какая это неуправляемая сила.

Мне нужно было прочитать намаз и я пошла в здание напротив акимата, с голубыми колоннами. Войдя туда, я увидела на полу сгустки крови и разбросанную одежду — куртки, футболки и обувь. Потом я прошла в коридор: там около 40 молодых ребят, 17-18 лет, сидели на корточках — напуганные и раздетые. Возможно, это были молодые курсанты или студенты военного училища. Видимо, их избили и отобрали верхнюю одежду. Не знаю, кто и зачем. Я взяла одну из футболок, валяющихся на полу, намочила в раковине и решила вымыть пол от крови, чтобы по ней не ходили люди.

После того, как я прочитала намаз, вошел здоровый мужчина с длинной бородой, как из восточной сказки. Он тоже хотел прочитать намаз и я указала ему, где находится мужской туалет. Видимо, он был салафитом или ваххабитом. После намаза я вернулась на площадь, где также заметила несколько возрастных женщин в хиджабах.

6 января

На третий день я пришла на площадь после обеда. Акимат стоял уже полностью черный, здание напротив, в котором я видела молодых военных, тоже было подпаленным. Не понимаю, зачем жечь здания, в чем они виноваты?

Люди на площади принесли длинное полотно ткани, на котором написали печатными буквами: «Мы не террористы. Мы мирные демонстранты». Боялись, что по ним будут стрелять. Митингующие сидели вокруг костров, грелись и готовили еду, сказали, что собираются провести здесь всю ночь. Я сказала им: «Ребята, это хорошо, что вы сидите здесь, но надо соблюдать чистоту. Смотрите, все валяется — окурки, пакеты, бутылки». Мне удалось раздобыть веник с совком и немного прибраться, подмести разбитое стекло и убедить других людей навести порядок вокруг себя. У меня сильно замерзли ноги и поясница, начались судороги. Сказался возраст, и я вернулась домой.

После этих событий я заболела. На днях у меня умерла собака. Я оставляла ей много корма перед тем, как уйти на площадь, так что, голодной она точно не была. Говорят, что она забрала мою смерть. Дочь постоянно плачет, как и многие мои знакомые, которые в те дни выходили на улицы. Неужели в борьбе за власть нужно было убивать невинных, грабить и поджигать здания?

Неужели нельзя вести диалог с народом и жить с ним в единстве? Наша страна так богата природными ресурсами. Нет, одному семейству надо круглосуточно ненасытно жрать в течение 35 лет и доводить страну. Теперь они спускают цены на газ и идут на встречу после стольких смертей и сожженных зданий.

Декабрь 1986

У января 2022 и декабря 1986 одинаковый почерк. В обоих событиях присутствует Назарбаев. Протестующие, кстати, в январские события хотели вырвать отпечаток его ладони у Монумента Независимости. Она оказалась хорошо прикреплена.

В 1986 я по своей инициативе пришла на площадь, но народу там было очень много, будто это было кем-то организовано, через партком или профсоюз, как словно был приказ выходить на площадь. А Назарбаев тогда как раз хотел власти. Возможно, сейчас он решил не уходить просто так.

В декабре 1986 года, когда я была парламентером, мы виделись с Назарбаевым лично. Раньше рядом с акиматом стояло бордовое здание, похожее на московский мавзолей Ленина. Там нас, семерых парламентеров, приняли Назарбаев и десять генералов. Мы озвучили свои требования, на что Назарбаев ответил, что в отношении протестующих будут приняты крайние меры. Когда мы вышли оттуда под конвоем, мы увидели бронетранспортеры. Тогда я не знала, что это такое, и начала кричать: «Танки! Уходите! Сейчас в нас будут стрелять!» Нас гнали с площади до улицы Шевченко. Было холодно, страшно, мы падали, потому что на улицах было скользко. Бог каким-то образом спас меня.

35 лет назад на площади были в основном студенты. Тогда ведь все вузы были сконцентрированы в Алматы. В этот раз толпа была очень разношерстная — разных возрастов и национальностей. Но объединяет оба события еще и помощь извне, хоть в 1986 мы и Россия были одной страной. Тогда протест подавляли с помощью пожарных машин, собак. Давали людям наркотические вещества и водку, потому что многие хотели согреться. Думаю, в этот раз тоже было нечто подобное, у некоторых людей в толпе были стеклянные глаза.

Среди желтоксанцев есть женщина по имени Аккумыс. После событий на площади она очнулась в морге вся в крови. Ей пообещали квартиру, выдали ордер, но в итоге квартиру не дали. Мы обивали пороги, но никто не хотел нас слушать. Нет элементарной человечности. История каждого желтоксановца — это отдельная трагедия. Эта трагедия повторилась вновь. Остается только у бога спрашивать — за что нас расстреливали? Как жить дальше? Почему власти глухи, немы и слепы? Куда делась интеллигенция, профессура и известные люди? Почему имамы молча сидят в мечетях? Меня никто не слушал, только говорили: «Апай, идите домой». Неизвестно, что нас ждет, мы будто нация без будущего.

Какая-то кучка богатеев не стесняется того, что в такой богатой ресурсами стране живет нищий народ. Как у них кусок в горло лезет? Люди остались без надежды. В наше время хотя бы верили в коммунизм. Сейчас у людей нет даже такой веры.