Личный опыт«Кричал, что зарежет, если мама вызовет полицию»: Дети о родителях-алкоголиках

Автор

Малика муханова

Редактор

ДАМИНА МУКИТАНОВА

Иллюстрации

Ольга Цай

Виктория, 20

Моя семья состоит из четырех человек: я, отец, мать и старшая сестра. Отца в живых нет почти год.

С матерью они познакомились в 1998 году. Мама тогда занималась коммерцией, и ей нужно было собрать мебель. Ей порекомендовали моего будущего отца. Маме было 32, отец был на десять лет старше. Через два года родилась я. Когда они познакомились с моей матерью, отец сказал ей: «Когда я выпью, я немного буяню». У мамы никто в семье не пил, так что, она даже представить себе не могла во что это выльется.

Моя мама человек работящий и всегда была при деньгах, чего не скажешь об отце. Он был ветреный, не сидел на месте, постоянно куда-то переезжал, деньги не экономил. Это стало причиной многих конфликтов. Их отношения были чем-то на грани ненависти и, возможно, любви. Думаю, они оставались вместе только потому, что у них есть общий ребенок.

У меня много провалов в памяти из-за травматичного детства. Помню, что всегда были скандалы и постоянные визиты отца на 15 суток в милицию. Он пил, был тираном, даже довел мою старшую сестру до попытки суицида. Она дочь моей матери от первого брака, соответственно, ей он приходился отчимом. Когда мне было шесть, а ей 15, она съела блистер таблеток.

Я с детства понимала, что это ненормально, когда человек не может стоять на ногах, кричит, буянит, избивает. Другие отцы приходят за ребенком в детский садик в нормальном состоянии, а мой пришел пьяный и подрался с охранником. Поначалу он спрашивал, где его дочь, затем начал конфликт. Охранник свинтил отца, между ними завязалась драка. Я запрыгнула охраннику на спину, начала бить своими маленькими кулаками с криком «Отпустите папу!».

Когда мне было восемь лет, а сестра собиралась переходить в 11 класс, они снова поругались. Отец был пьяный и вынудил сестру убежать из дома, не взяв с собой даже обувь. Мама побежала за ней, а когда вернулась, отец запер дверь и не впускал ее. Он держал дверь и кричал, что если она сейчас вызовет полицию, он зарежет меня.

Мать всегда говорила, что между детьми и мужиком она выбрала второе. Она могла постоять за себя — раскаленной сковородкой стукнуть по голове отцу или замахнуться на него чайником. Но я не знаю, почему она не защищала своих детей. Как-то я потеряла подставку для книги, а когда пришла домой, получила за это от него по шее. Он никогда не проявлял милость к своим детям. Мог ударить за полученную четверку. Не важно, трезвый он был или пьяный.

До сих пор помню, как пьяный отец лез к нам с домогательствами. Например, когда мне было десять, он напился на свой день рождения. Мама тогда лежала в больнице, а он подозвал меня к себе и начал трогать руками, поглаживать со словами: «Ну, ты же моя дочка». В отношении моей сестры все было гораздо хуже, ведь она ему неродная. К ней он в состоянии опьянения лез пальцами. Сестра пыталась пожаловаться матери, но она говорила, что та все выдумывает. Сейчас у них с матерью ни один разговор не обходится без ссор на тему того, что она выбрала не нас, а алкоголика.

У него не было постоянного места работы. Он был вспыльчивый, его постоянно увольняли, например, за драки на рабочем месте. Большую часть времени он был разнорабочим — там мебель собрать, здесь что-то починить, сантехнику сделать. Мать ему предъявляла претензии, они часто ссорились из-за этого. Несмотря на это, она ему и машину подарила, и деньги давала постоянно.

В 2009 году старшая сестра уехала в университет в Алматы. Я осталась одна и не понимала, что от алкоголизма лечат и можно обратиться за помощью. Все, что я делала — просто жила в страхе. Боялась сказать лишнее слово, не туда положить вещь, забыть протереть полку от пыли, ведь тебя за это побьет пьяный отец. Из-за ощущения постоянной опасности я разучилась доверять людям.

Я окончила школу с золотой медалью. Пятерки были вынужденной мерой, чтобы лишний раз не получать по шее. Я рисовала, ходила на танцы, много всего перепробовала, но не могла получать настоящее удовольствие ни от одного увлечения. На родительских собраниях меня хвалили за оценки и примерное поведение. Многие люди, которые растут в семьях подобных моей, стремятся всегда соответствовать правилам, потому что боятся агрессии или опасаются, что в них разочаруются. Сверстники и учителя не подозревали, что в моей семье могут быть проблемы, потому что видели хорошую картинку со стороны.

Как-то в школе нам дали тест на суицидальные мысли. После этого меня позвали к психологу. Она спросила, все ли у меня в порядке, а я ответила, что мне тяжело учиться. Рассказать о ситуации в семье не смогла.

В 2016 году мать отправила меня к психиатру в местную поликлинику. Отец тогда переехал в Алматы, а у меня начались первые депрессивные эпизоды и приступы агрессии. Если на меня поднимала руку мать, то я давала ей отпор, но она выставляла это так, будто я ее избила. В итоге я попала к психиатру, мне поставили расстройство, связанное со вспышками агрессии. Лечения никакого не предложили, сказали: «Сиди меньше в телефоне и ложись спать пораньше».

Мы практически не виделись с того момента, как отец уехал. Разве что изредка созванивались. Он спрашивал, как у меня дела, а я дежурно отвечала, что все нормально. Мне хотелось закончить каждый разговор побыстрее, потому что я чувствовала страх, просто слыша его голос. Мама работала и не особо интересовалась моей жизнью, а моей работой было хорошо учиться и не позорить ее.

После переезда отца почувствовала облегчение. Поняла, что такой тирании больше не будет. Возможно, меня даже перестанут бить. Мама, конечно, приняла эту эстафету, но женщины бьют слабее. К тому же, мама алкоголизмом не страдает, она работящий человек. Я наконец перестала слышать эти пьяные разговоры, крики, разборки, как он бьет по стенам или стучит кулаком по столу.

С его переездом в Алматы связана своя история. Он отсидел в тюрьме за убийство своей бывшей жены и его лишили родительских прав на двух старших детей от первого брака. В 2016 году ему понадобилось уладить со своими старшими детьми некоторые юридические формальности, поэтому он уехал.

В 2018 я поступила в университет в Алматы. Он позвонил мне пьяным, начал угрожать, говорил, чтобы я не ехала. Вероятно, боялся, что мама просто скинет меня на его шею, хотя его об этом никто не просил. Потом позвонила его любовница, тоже пьяная, начала ругаться на меня матом.

Помню, как после переезда в Алматы, я ехала в автобусе и заметила человека очень похожего на моего отца. Меня охватила паника, стало тяжело дышать и я выскочила на остановке гораздо раньше, чем должна была. Сразу бросилась звонить маме, спрашивать, когда она связывалась с ним в последний раз.

За последние годы мы увиделись только раз в январе 2019 года. Я приехала с зимних каникул. Мама попросила его встретить меня с поезда, потому что я везла тяжелые вещи. Когда я слезла с поезда, то увидела очень постаревшего уставшего человека. Он проводил меня до такси, я уехала, а он позвонил мне через некоторое время — плакал, сказал, что хотел поехать со мной и помочь. Я сказала, что все в порядке, еще увидимся, но этого не произошло.

30 декабря 2019 года отца убили. Отец вышел в магазин. Возможно, он был пьян. У него произошел конфликт с 15-летним парнем на джипе. Тот парень вышел из машины с битой и минуты за две забил его насмерть. Старший брат, с которым мой отец жил на тот момент, не говорил мне, понес ли этот парень наказание. Я даже не знаю, где похоронили отца и ни разу за год не была на его могиле.

1 января 2020 года в полдень моей матери позвонили родственники. Она задала в трубку вопрос: «Как?» Я спросила у нее, что случилось, а она ответила: «Махамбета убили». Минут на пять я застыла в непонимании. Потом появилась мысль, что, видимо, пришло его время. Затем появилась мысль, как такой человек, который причинил столько боли, просто взял и ушел, даже не извинившись, не объяснив причину, почему он так поступал со мной, почему он не захотел измениться, жалеет ли он. Хотелось бы услышать простое: «Прости меня, доча».

С 19 февраля по 19 марта 2020 года я лежала в Центре психического здоровья на Каблукова. Думаю, это косвенно связано со смертью отца. Депрессия у меня с 2016 года, но в тот период все навалилось и мое состояние ухудшилось. На тот момент я уже понимала, что могу попросить помощи. Обратилась к университетскому психологу, он направил меня к психиатру. Мне поставили диагноз — смешанное тревожно-депрессивное расстройство.

Из-за детских травм я держу эмоции в себе до того момента, пока не накипит и не выйдет мощным всплеском агрессии. Я всегда стремилась к нездоровому перфекционизму, чтобы не разочаровать абьюзивного отца. Внутри я просто уставший забитый ребенок, который не видел любви, понимания и заботы. Механизмы, отвечающие за эмпатию и привязанности просто рассыпались. Когда человек пьет, он губит не свою жизнь, а тех, кто вокруг.

Из-за карантина я не могу получать антидепрессанты, но по крайней мере не испытываю желания умереть. Возможно, на самом деле это не желание смерти, а желание прекратить страдания. За неимением антидепрессантов прибегаю к алкоголю, но не веду себя как отец. Выпиваю и сразу ложусь спать. Мать постоянно меня попрекает тем, что я похожа на отца-алкоголика. Из-за своего заболевания я подумываю отчислиться из университета, как когда-то сделал он. Но я не боюсь стать такой же, потому что у меня есть выбор.

Хорошо помню наш последний разговор с психологом перед выпиской. Мы обсуждали отца и пришли к выводу, что он был сломленным человеком. Он сожалел о чем-то, только будучи пьяным. Например, просил прощения у своей бывшей жены. Ее звали Наталья. Вероятно, в алкоголе он хотел утопить мысли о прошлом. В своем воображении я отпустила его молодым свободным человеком с длинными волосами и в кожанке, который слушал Цоя и Высоцкого. Он все-таки был добрым, пусть и не к своим детям. Например, какое-то время он жил со своим старшим братом, который был уже в преклонном возрасте и нуждался в помощи. К отцу могли обратиться за помощью мать с ребенком, у которых нет денег оплатить ремонт обуви и он мог сделать это бесплатно. И меня он учил безвозмездно помогать.

Алтынай, 20

До моих 18 лет мы жили одной семьей — мама, папа, я и младший брат. Последние годы мы живем без отца, так как родители развелись.

Они познакомились, когда им было 22 года. Мой отец актюбинский, но после университета поехал служить в армию в Алматы, где жила мама. В 25 лет они поженились. Через год после свадьбы родилась я.

Я чувствовала родительскую любовь, но их взаимоотношения всегда были напряженными, потому что папа любил выпить. Были скандалы, звучали слова вроде: «Ты постоянно бухаешь», «На пиво ты деньги находишь, а на дочь нет», «Сколько можно пить? Эти ссоры я слышала на протяжении всего детства. Лет в пять я начала глубоко вникать в них и только в 16 поняла, что это не моя проблема. До этого я минимум раз в неделю внимательно слушала ругань родителей.

Отец пристрастился к алкоголю еще до моего рождения. По рассказам мамы, у них были скандалы на эту тему до свадьбы и когда она была беременна мной. Она говорила, что когда мне было три года, он подрался и лежал в больнице с сотрясением мозга три месяца. Когда он вернулся, я его не узнала.

Люди по-разному воспринимают слово «зависимость». Врачи и обычные люди видят это каждый по-своему. Ты можешь пить каждый день и думать, что просто расслабляешься. Про отца я до сих пор не могу ничего точно понять, но могу сказать, когда он начал переходить границу.

Когда мне было десять, в семье наступили тяжелые времена. У меня родилась младшая сестра с гидроцефалией. Родители уезжали в Германию на ее лечение на два месяца. Ей сделали эвтаназию и там же похоронили. Мы тяжело переносили эту потерю, и отец начал пить чаще. Родительские ссоры стали регулярными. Мне казалось, что я каждый день слушаю зацикленную кассетную запись их скандалов из-за стены.

Когда все отошли от потери сестренки, он стал пить меньше, но алкоголь не ушел из его жизни. У меня до сих пор осталась обида на него. Бывает такое, что неприятные воспоминания искажаются, но есть пара эпизодов, которые врезались в память.

Помню, я глубокой ночью лежала в постели. В такое время я уже должна была спать, а мой отец обычно возвращался с работы и целовал меня. Тогда я просто притворилась, что сплю, когда услышала его шаги. От него ужасно пахло перегаром. Он лег рядом, обнял меня, снова обдав перегаром, начал меня домогаться и называть именем матери.

Я вскочила и побежала в комнату мамы. В тот период она страшно уставала на работе и спала без задних ног. Отец уснул в моей кровати, поэтому я пошла в гостиную и до утра не могла уснуть от отвращения. До сих пор неприятно вспоминать, как я полночи смотрела телевизор, чтобы отвлечься от мерзкого чувства.

В седьмом классе я сильно страдала от низкой самооценки. У меня к тому моменту было много комплексов и даже суицидальных мыслей. Тогда я долго решалась что-то изменить в своей внешности, которую категорически не принимала. Помню, как все-таки исполнила желание покрасить кончики волос в красный цвет. В тот день мой отец выпивал с другом на кухне, а когда увидел меня, то начал говорить, что ему за меня стыдно. «Вот у тебя волосы крашенные, а знаешь, у кого еще? У девушек легкого поведения», — сказал он, а я до сих пор борюсь с проблемами с самооценкой и ничем с ним не делюсь.

К 17 годам мне стало уже все равно, что происходит с моим отцом. Я настолько привыкла к его поведению, что перестала сопереживать ему и чувствовать эмпатию. Помню, в детстве хотела, чтобы папа бросил курить — воровала у него сигареты, ломала напополам и выбрасывала. Только недавно поняла, что он взрослый мужик, способный разобраться со своими проблемами. Больше не интересуюсь, пьет ли он, как его здоровье, нет ли у него цирроза.

Со временем поняла, что у меня есть собственные приоритеты, а жизнь родителей — не мое дело. Их конфликты меня эмоционально извели. Когда отец говорил: «А вот твоя мать подала на развод, потому что изменила мне и нашла нового мужчину», я никак не реагировала и хотела, чтобы он просто отстал от меня.

Думая о детстве, чувствую обиду. Отец может писать мне с просьбой присматривать за младшим братом, а я расстраиваюсь и задаюсь вопросом: «А почему ты за мной в свое время не присматривал?»

Я все еще люблю его и готова обеспечивать ему беззаботную старость. Боюсь, что отец умрет, а я так и не успею ему это дать. Стыжусь, что не испытываю к нему эмпатии, но из-за всего, что перенесла в детстве, не могу ее испытывать. По натуре я добрый человек, который хочет помогать и проявлять заботу. В какой-то момент я перестала выражать ее в семье, появились проблемы с доверием. Сейчас меня пугает привязанность к кому-то.

Если бы отец вкладывал в работу столько же ресурсов, сколько в алкоголизм, то мы бы жили гораздо лучше. Он эрудированный человек — знает много фактов, смотрел много фильмов и читал много книг. Он рисует, поет и играет на гитаре. Возможно, если бы он посвящал своему творчеству столько же времени, сколько алкоголизму, то я была бы дочерью известного художника.

Он не реализовавшийся человек. По образованию он маркетолог, но вся семья знает, что это не его. Будь у него больше самоуверенности, он бы осмелился заняться любимым делом и не пил. Неудовлетворенность жизнью привела к эскапизму в виде алкоголя. Всю жизнь моя бабушка твердила ему, что он что-то делает не так, ведет себя не так и выглядит не так. Тяжело не запить, когда тебя постоянно осуждают.

Рината, 21

В 90-е мой папа был управляющим рестораном со своей супругой. Параллельно у него был роман с моей мамой. Можно сказать, что ради нее он ушел из семьи. Меня потом полжизни корили из-за потери ресторанного бизнеса. После того как папа лишился ресторана, он работал торговым представителем, потом в строительной фирме. Затем устроился таксистом, а моя мама по сей день нигде не работает. Когда мне было десять, появился младший брат. Сейчас ему 11.

У родителей постоянно были долги, проблемы с банками. Мы не голодали, но в семье бывали очень тяжелые времена. По какой-то причине родители отдали меня в частную школу. Видимо, чтобы создать иллюзию, что у них есть деньги. Каждый месяц в течение четырех классов я слышала, что мои родители должны школе. Учителя еще и любили это озвучивать при одноклассниках.

В юности они выпивали не больше обычных молодых людей, но это переросло в алкоголизм. Помню, как папа в детстве бил маму, как можно было открыть шкаф на кухне и не увидеть там хлеба, но зато увидеть пузырь водки. Каждый вечер приходила из школы и наблюдала, как родители пьют. Мало того что они выпивали, так мама еще и начинала ругаться с отцом. Все выливалось в скандал. Я не могла сделать уроки или поговорить по телефону с одноклассниками из-за их ссор. После очередного их скандала почувствовала, что уже не могу держать переживания в себе и хочу с кем-то поделиться. Закрылась в комнате и рассказала подруге по телефону, как мне тяжело с родителями. Мама отобрала у меня трубку с криком: «Выключи телефон!»

В 16 лет мне пришлось вызывать милицию на собственного отца, чтобы они угомонили его. Его пьянки всегда сопровождались громкими словами вроде: «Я вас убью!» Он часто угрожал нам, когда напивался. В состоянии алкогольного опьянения его постоянно надо было сдерживать, чтобы он не убил мою мать. Он был буйный, мог схватить нож и кричать, что сейчас всех нас зарежет. Помню, как прятала ножи, как мама плакала.

В какой-то момент я повела себя как взрослая и начала с ними разговаривать, пыталась донести, что так не пойдет. Потом, к сожалению, начала реагировать ответной агрессией, кричать на них. Я была подростком и просто зеркалила их поведение.

Я начала работать с тринадцати лет. Продавала сим-карты, раздавала листовки. Многие удивляются, говорят, что это незаконно, но можно обойти правила, если нужно быстро повзрослеть. Заработанные деньги у меня забирали родители. Я работала аниматором, зарабатывала 80 000, а им надо оплачивать аренду. При этом они всегда считали меня инфантильной и глупой. Я понятия не имела, чем они занимались, если уходили из дома, но они говорили, что это не мое дело. Естественно, я тоже им ничего не рассказывала. Они постоянно все забывали. Три года я изучала английский, но отец очень удивился тому, что я смотрю фильм на английском и все понимаю.

В частной школе учились в основном дети из обеспеченных семей и меня часто принижали из-за отсутствия возможности купить красивую одежду. Первый телефон мне подарила двоюродная сестра. Она и другие родственники часто занимали деньги моим родителям, которые строили из себя жертв и думали, что им все должны. Сейчас у них не осталось друзей, потому что они влезли в кучу долгов и не хотят отдавать.

В 17 мне пришлось съехать от родителей. Мы всегда жили на съемных квартирах. Из-за того, что моя мама не работала, им не хватило денег оплатить аренду. После того, как нас выгнали, мои родители просто разъехались. Не знаю, куда уехал отец, мама с младшим братом пошли к ее подруге, а я несколько дней жила на улице. Это было лето, поэтому я просто скиталась по городу. Об этом узнала моя двоюродная сестра и приютила на время.

В какой-то момент отец взял себя в руки и перестал пить, но мама до сих пор страдает алкоголизмом. Она наплевала на моего младшего брата, который живет у тети. К сожалению, у меня нет возможности его содержать. Однажды мама нашла себе собутыльницу, у которой тоже есть дети. Помню Новый год, когда нам нечего было ставить на стол, но были две пьяные женщины, а у меня с ее дочерью двое детей на руках — мой младший брат и ее. В прошлом году брата чуть не оставили на второй год и только после вмешательства тети у него улучшились оценки.

В 20 лет у меня резко вылезло много ментальных проблем, вызванных детскими травмами. Вроде бы я хороший человек, что-то умею, но при этом много комплексую. Например, у меня синдром отличницы. Постоянно кажется, что я должна что-то делать, чтобы меня любили.

В обществе существует мнение, что родителей нужно любить любыми, их не выбирают. Но недостаточно просто родить ребенка. Это все равно что взять питомца, посадить в клетку, каждый день говорить, как сильно ты его любишь, но не кормить, не поить и не убирать. Со мной было точно так же. Обо мне не заботились, но каждое утро мама шлет картинки в мессенджерах и говорит, что любит. В голове моей матери существует выдуманный мир, где мы одна семья. После того, как мы разъехались она продолжала звонить мне и спрашивать, когда я вернусь. Хотя она жила у подруги, то есть, возвращаться было некуда.

Я предлагала родителям сходить к психологу, но они отказывались. Думаю, дело в казахстанском менталитете, ведь у нас принято считать, что к специалистам обращаются только психопаты, а они здоровые люди и не признают своих проблем. Мама говорит, что это не мое дело, кто я вообще такая, чтобы лезть в ее жизнь.

Недавно я начала ходить к психологу. Моя мама пьет уже лет 25. Отец, может, и избавился от зависимости, но страдает от синдрома жертвы и считает, что ему все должны приносить на блюдечке. Хотелось бы верить, что это когда-нибудь закончится. Может быть, я смогу им помочь, когда у меня будет больше денег. Но, наверное, человеку не поможешь, пока он сам не захочет. Например, мама моей подруги тоже страдает от алкоголизма. Она кодировалась, ходила к психологу, но ей ничего не помогло. Даже не знаю для детей хуже болезни, чем алкоголизм родителей.