The Village Казахстан продолжает спецпроект «Ұят емес». В течение нескольких недель мы будем рассказывать истории людей, подвергавшихся осуждению со стороны общества, раскроем понятие «ұят», будем говорить со специалистами, жертвами, смельчаками и всеми неравнодушными людьми.

В этом материале мы поговорили с психотерапевтом частной практики — Ажар Султановой — о том, что как работать с жертвами изнасилования, как выглядит типичный уятмэн и почему полицейские Америки и Казахстана работают одинаково.

Степень бакалавра по психологии и магистра по психотерапии я получила в США. Прожила там около десяти лет и вернулась в Казахстан, сейчас работаю здесь.

Жертвам сексуального насилия помогаю давно, еще с первого курса — была волонтером на горячей линии телефона доверия. Помню, люди звонили, находили в себе храбрость рассказать, совершали первый шаг на пути преодоления стыда. Говорили, что произошло, как им больно и почему им необходимо поговорить с кем-нибудь. Благодаря этому опыту я поняла, что уят — не казахстанский феномен, а международный. В Америке большинство пострадавших от насилия не хотели говорить, потому что боялись, что им не поверят или обвинят. Некоторые думали, что на самом деле виноваты, потому что выпили на вечеринке, надели ту или иную одежду. Когда спрашивала их, какова ответственность насильника, после раздумий мне отвечали — «Да, он виноват, но и я тоже».

Далее я прошла дополнительные тренинги о правах людей, подвергшихся сексуальному насилию. Теперь когда поступал звонок в больницу или полицию, я могла выезжать тоже. Была с девушками во время медицинского осмотра и разговора с полицией.

Обычно американские полицейские во время документирования говорили, что, скорее всего, насильника не удастся привлечь к ответственности. В прошлом году в Америке произошел громкий случай — первокурсник Стэнфорда изнасиловал девушку в кампусе. Были свидетели, улики и доказательства. По американским законам за такое преступление дают от трех до семи лет, но судья решил, что Тернеру будет достаточно шести месяцев лишения свободы. Дело вызвало резонанс, потому что кто-то считал наказание слишком мягким, а кто-то, наоборот, предлагал не судить строго пьяных студентов-насильников. Я знаю случай, когда уже в Казахстане девушка обратилась в полицию. Удалось собрать неоспоримые доказательства, подтвержденные экспертизой и свидетелями. Но в органах ей сказали, что из-за предстоящей амнистии насильник все равно скоро выйдет, и предложили просто взять у него деньги. Она так и сделала.

Такие кейсы только развязывают потенциальным насильникам руки. Теряется смысл прохождения всех унизительных, болезненных процедур, потому что даже при наличии доказательств, насильник обходится малой кровью.

Мы не использовали слова «victim» — жертва, мы говорили «survivor» — тот, кто выжил

Я поддерживала женщин, чтобы они могли продолжать жить и бороться. Мы не использовали слова «victim» — жертва, мы говорили «survivor» — тот, кто выжил. Это слово больше подходит к таким ситуациям, человек должен понимать, что у него есть все шансы изменить жизнь к лучшему.

За свою профессиональную карьеру я работала и с детьми, и со взрослыми, и с семьями. Два года работала в клинике для подростков, которые страдали от пищевых расстройств — анорексии или булимии. В работе с ними часто всплывала тема сексуального насилия.

Моя работа эмоционально сложна, но как профессионал научилась с этим справляться. В казахстанской среде меня выбивает из колеи частое сопротивление общества психологической помощи.

Пострадавшему для исцеления нужен человек, способный выслушать. Но у нас люди с душевными травмами стараются молчать и не думать о произошедшем — это только усугубляет положение. Сложно говорить о насилии, когда тебе могут сказать, что-то вроде: «Может, ты сама виновата? Наша женская доля такая…».

Все не так беспросветно: ярких, умных, адекватных людей у нас достаточно. Они понимают, что поход к психологу не означает слабость. Такие личности вдохновляют меня, и когда виден результат совместной работы, то для меня это счастье.

Причины насилия

Агрессия, потенциал к насилию в нас заложен природой. Выживает ведь тот, кто может защитить себя и подавить соперников. Социум создает границы нашей агрессии, например, по моим наблюдениям, в постсоветских странах толерантность к насилию значительно выше, чем в западных. Такое поведение закладывалось в нас очень долго. В нашем прошлом есть долгая полоса диктаторства, культа личности, люди учились признавать силу. Все еще бытует уважение и трепет к кому-то, способному причинить боль. Мы не умеем отказывать авторитетному человеку.

В Казахстане нормален авторитарный тип семьи, где родители или один из них имеют всю власть. Мини-тиран во главе семьи — норма, по которой культивируется полное подчинение определенному человеку. За последние два года работы я заметила, что в Казахстане процент эмоционального насилия зашкаливает. Люди манипулируют друг другом, пытаются подмять, при таком поведении легко прийти к физическому и сексуальному насилию. Наше общество многое позволяет агрессорам. Вспомнить хотя бы преступников, которые делали ужасные вещи и оставались безнаказанными, например, Максата Усенова. Чем больше происходит безнаказанности, тем быстрее мы к ней привыкаем. Помню, после дела Жибек Мусиновой говорили: «Сама виновата, зачем пошла? Зачем ходила на улице ночью?». Толерантность к насилию высока настолько, что считается будто жертвы насилия виноваты, потому что попались под руку насильникам.

Для насильников не существует оправданий или триггеров. Им может стать любой человек, вне зависимости от уровня образования, национальности или места жительства. Чаще всего насильников объединяет образ мыслей, например, они считают, что женщина не равна мужчине, верят в гендерные стереотипы.

Еще момент: некоторые люди хотят доминировать, так как в их жизни мало контроля, финансовые проблемы, в работе приходится прогибаться. Они ищут свою доминантность в издевательствах над слабыми. А иногда человек просто следует инстинкту доминирования. Эта потребность сильно влияет на сексуальное насилие.

Опьянение может повлиять на поведение потенциального насильника, ему становится легче решиться. Компания, негативно настроенная к женщинам, может повлиять на насильника и подтолкнуть его, как бывает в случаях группового насилия.

Все истории, с которыми я сталкивалась по работе, доказывают мне, что виктимного поведения не существует

Говорить о триггерах нужно деликатно, потому что часто встречаю утверждение, что жертва вела себя виктимно. Если человек зажатый, на него могут сказать — «идеальная жертва». Но стеснительность или зажатость — не триггеры. Часто жертвами становятся и сильные личности, люди, которых очень сложно представить в такой роли. У меня была клиентка в Америке — умная и успешная женщина из благополучной семьи. Такие обычно являются звездами в любой компании. Она жаловалась на депрессию, говорила, что не видит смысла в жизни. Начали копать — в детстве все было прекрасно. Когда она наконец начала раскрываться, выяснилось, что вот уже десять лет ее муж подавляет ее самооценку. Это был длительный процесс эмоционального насилия, который превратил здорового человека в жертву. В их браке были и избиения, и сексуальное насилие. Стыд и чувство вины не давали ей рассказать о своей боли.

Все истории, с которыми я сталкивалась по работе, доказывают мне, что виктимного поведения не существует. Когда кто-то насилует ребенка, говорить о виктимном поведении просто некорректно. Ребенок никак не может вызвать у нормального человека сексуальную реакцию. Когда я работала в американском кампусе, часто слышала об изнасилованиях на свиданиях. Девушкам подсыпали что-то в напитки и издевались. Пострадавшими были девушки с разными типами поведения и внешним видом. Мини-юбка или высокие каблуки — это просто одежда, а не приглашение к насилию.

Работа с жертвами

У меня нет определенного образа работы с пострадавшими. Каждый воспринимает травму по-своему: с некоторыми приходится работать с посттравматическим расстройством, кто-то просто хочет избавиться от неприятных воспоминаний, найти значение их негативному опыту. Первым делом я прорабатываю с клиентами чувства и эмоции, которые ассоциируются с происшествием. Многие сталкиваются с навязчивыми мыслями, кошмарами: это происходит потому, что человек хочет вытеснить воспоминания, убежать от них. Чем больше их отталкиваешь, тем глубже они проникают в подсознание. Поэтому в терапии самое важное — дать человеку возможность встретиться с этими воспоминаниями. Это делается в безопасной обстановке.

Одно из заданий, которое я даю продолжающим, — написать все, что произошло в мельчайших деталях. Так чувства выходят на поверхность, и с ними можно работать.

Также обучаю клиентов справляться с паническими атаками, внезапными болезненными воспоминаниями. У каждого человека свои сильные стороны, поэтому кому-то легче успокоить себя логически, с помощью сократовского диалога, а кому-то помогает молитва или медитация.

На самом деле чаще обращаются не из-за травмы, а ее влияния на другие сферы жизни. Человек сталкивается с конфликтами в семье, проблемами на работе, зависимостями. Это происходит из-за того, что пострадавший пытается справиться сам, но у него не выходит, и тогда деструктивная энергия травмы, как яд, проникает в другие отрасли. В процессе терапии мы учимся работать с последствиями.

Есть новый тип терапии, которому я хочу научиться, — десенситизация движениями глаз. Если кратко, человек начинает проговаривать воспоминания и делает специальные движения глазами, которые помогают перенести это воспоминания в другой отдел мозга. По-английски эта терапия называется EMDR (Eye Movement Desensitization and Reprocessing).

Симптомы посттравматического расстройства

Треть женщин, пострадавших от сексуального насилия, страдают от посттравматического стрессового расстройства (ПТСР). Первый его признак — перепроживание. Человек может куда-то идти, заниматься своими делами и внезапно быть атакованным воспоминаниями. Их невозможно контролировать: пострадавшему будет казаться, что он переживает насилие заново, может участиться сердцебиение, начаться паника. Триггерами для такого состояния может быть что угодно: у одной клиентки это состояние вызывал сигаретный дым, у другой — все мужчины.

Еще один симптом ПТСР — избегание. У меня была клиентка, совсем юная девушка, пострадавшая от насилия. Она не выходила из дома без сопровождения, ничего не хотела делать, перестала верить в счастливое будущее.

Избегание может сопровождаться раздражительностью, вспышками гнева, суицидальными мыслями. Моя задача, как психотерапевта объяснить, что нет никакой жизни до и после, есть только одна жизнь, которая продолжает идти вперед.

Родные и близкие могут помочь, просто выслушав. Часто пострадавшего просят не рассказывать, так как не хотят слушать. Если вам некомфортно слушать, можно сказать: «Да, я понимаю, насколько тебе важно говорить об этом, но давай обратимся к профессионалу». Необходимо проявить терпение, не выпытывать, не воспринимать вспышки гнева близко к сердцу.

Об уяте

Нравственные нормы уята давно устарели. Существует огромная пропасть между тем, что традиционно представлялось «уятом» и современной жизнью. Например, раньше девственность девушки до брака была важна, чтобы мужчина был уверен, что ребенок точно его, а также чтобы предупредить венерические болезни. В современном обществе доступны контрацептивы и тесты ДНК, поэтому это требование не имеет смысла. Создается ощущение, что уят сконцентрирован только на женщинах. Казахский уят очень мизогинистичен, он направлен на контроль женщин с целью сделать из них жен одного типа: домашних, покорных, скромных.

Как выглядит типичный уятмэн? Это невротичный человек, у которого все новое и непонятное вызывает тревожность. Уят для них — инструмент для борьбы с собственными страхами. Когда такие люди стыдят жертв сексуального насилия, они поощряют насильников, нагнетают секретный стыд вокруг таких преступлений.

Уят должен быть там, где ему место. Брать взятки и выжимать деньги за медицинское обслуживание — уят, а постоять за себя или носить ту одежду, которую ты хочешь носить — нет. Важно доносить до людей правильную информацию и разрушать стереотипы. Пора приподнять эту завесу секретности и стыда, которая окутывает сексуальное насилие.