Каждый год в Казахстане из тюрем выходят около 10 тысяч человек, но многие вскоре возвращаются обратно. Свобода для них становится не новым началом, а очередным испытанием, с которым справляются далеко не все.

Мы поговорили с людьми, которые недавно вышли на волю: они рассказали о своей дезориентации на свободе, а также отсутствии прописки, работы и какой-либо поддержки. Также правозащитник Евгений Жовтис объяснил нам, почему система ресоциализации в Казахстане не работает.

Мнение героев может отличаться от мнения редакции.

Текст Ксения Сайфулина

Редактура Никита Шамсутдинов

 

Евгений Жовтис

правозащитник 

Кристина

бывшая заключенная

Станислав

бывший заключенный

 

 

Что такое ресоциализация 

После тюрьмы человеку сложно вернуться в общество. Поэтому ему нужно пройти реабилитацию и адаптироваться к внешнему миру. Этот процесс называется ресоциализацией. Он включает работу с психологами, правовую поддержку, помощь в поиске работы и жилья. Налаженная и эффективная система важна для всех: как отмечает правозащитник Евгений Жовтис, «люди из тюрьмы выходят не на Марс, а обратно в общество». 

В Казахстане работает служба пробации, но, по мнению эксперта, она в основном просто контролирует, а не реабилитирует.

 

 

В основном все сводится к отметкам раз-два в неделю и проверкам, чтобы бывший заключенный больше ничего не натворил

  

 

— Освободившийся человек попадает в службу пробации, главная задача которой — контроль. Иногда они чуть-чуть помогают с трудоустройством, но в основном все сводится к отметкам раз-два в неделю и проверкам, чтобы бывший заключенный больше ничего не натворил. Да, пробация сделала систему эффективнее, но сейчас она стоит в конце цепочки. А исправлять нужно не конец, а то, что натворила сама цепочка, — считает Жовтис.

Как тюрьма меняет людей 

По словам эксперта, за последние годы в Казахстане произошло немало изменений и условия содержания заключенных значительно улучшились, но проблема реабилитации и возвращения в общество не решилась. Люди до сих пор выходят сломленными, растерянными и неготовыми к жизни на свободе, особенно после долгих сроков.

— Первая проблема в том, что вся пенитенциарная система Казахстана — часть силового аппарата МВД. Во всех развитых странах эта структура гражданская, потому что ее главная задача — не поддержание режима и военного порядка, а реабилитация осужденных, помощь в их возвращении к нормальной жизни. Поэтому там работают психологи, социологи, социальные работники. Военные необходимы только для охраны периметра и поддержания порядка, — рассказывает Евгений Жовтис.

 

 

 Когда тюрьмы находятся в ведении силовых структур, ожидать реабилитации просто невозможно. Это силовики — люди с совершенно другим складом ума

 

 

Правозащитник объясняет, что слабая система ресоциализации досталась нам в наследство от Советского Союза. Тогда исправительные учреждения не занимались реабилитацией, а просто использовали заключенных как бесплатную рабочую силу — отправляли строить дороги, валить леса, добывать полезные ископаемые. Ночевали они не в камерах, а бараках.

— Над системой, по сути, были НКВД, КГБ и другие силовые ведомства. Когда тюрьмы находятся в ведении силовых структур, ожидать реабилитации просто невозможно. Это силовики — люди с совершенно другим складом ума, — подчеркивает Жовтис.

Что ждет бывшего заключенного на свободе

Станислав вышел на свободу недавно — 17 февраля 2025 года. До этого он провел в тюрьме восемь лет. В 21 год его осудили на 11 лет лишения свободы, как он сам говорит, «по статье о наркотиках». Освободился условно-досрочно.

Мужчина признался, что в колонии переосмыслил свою жизнь и возвращаться обратно не собирается. По его словам, никакой ресоциализации в Казахстане нет — психолога он проходил всего раз в год, и то для галочки. К жизни на свободе ему пришлось адаптироваться быстро и самостоятельно.

 

 

Когда я вышел и пришел по адресу, оказалось, что человек, который обещал помочь, уехал в другую страну

 

 

— В первые пять дней после выхода мы должны были встать на учет по месту прописки. Прописка — это формальность, она нужна, чтобы получить УДО. Мне требовалась справка о том, что на свободе есть люди, готовые меня принять и я буду жить и прописан у них. Когда я вышел и пришел по адресу, оказалось, что человек, который обещал помочь, уехал в другую страну. Я узнал об этом уже после освобождения, — рассказывает Станислав. 

— Передо мной встал вопрос: мне нужно найти жилье, одновременно там прописаться, и чтобы хозяин был согласен, ведь проверки могут прийти даже ночью. Из 20 адресов, которые я обзвонил, никто не согласился. Я их понимаю, ведь есть определенные стереотипы о бывших заключенных. Говорят, что люди из мест заключения опасны и отличаются от общества. Это все стереотипы, но очень сильные, — продолжает мужчина.

В итоге Станислав нашел общественный фонд «Реванш», где ему помогли. 

— Сейчас со стороны закона у меня все в порядке, но если не прописаться, следует нарушение. [Если придешь] в пункт по месту прописки без справки, тебя перенаправят в государственный центр реабилитации. Я там был и все видел. Опущу детали, но для человека, который только вышел и заново привыкает к обществу, это совсем неподходящее место. После него он незамедлительно вернется туда, где было более безопасно — в тюрьму, — считает Станислав.

Кристина, которая провела в колонии 14 лет и теперь сама помогает бывшим заключенным, также негативно относится к таким центрам.

— Есть государственные центры адаптации, в простонародье — «бомжатники» но уважающий себя человек туда не пойдет <...> Я лучше буду жить на улице, чем пойду туда, где живут БОМЖи. Я понимаю, что все люди и так сложилась судьба некоторых. Но мы работаем, платим налоги, приносим пользу государству, а некоторые даже начинают заниматься социальной работой. Главное организовать нам поддержку, — считает Кристина.

Почему бывшие заключенные срываются 

— Бывших заключенных пугает бюрократия и бумажная волокита, которую нужно пройти, чтобы получить государственную поддержку. Ты освободился, но социальную помощь не получишь, пока не сделаешь удостоверение, а это время. Также нужно оформить прописку, а для нее найти жилье, хозяин которого будет готов к визитам сотрудников правоохранительных органов. Даже если жилье с пропиской найдется, участковый придет и скажет: «Вы знаете, кого прописали? Он сидел за убийство, употребление наркотиков, закладки». Естественно, люди отказывают. Это очень тяжело, — объясняет Кристина.

— Помимо прописки нужно встать на учет по безработице, а что если на тебе кредит? Возникают проблемы. К примеру, было ИП, естественно, оно не функционировало, но до сих пор висит на твоей фамилии — значит, социальную помощь ты не получишь. Если ты кандас, тоже не получишь. Есть множество но. Поэтому очень мало осужденных, которые соглашаются на социальную помощь от нашего государства. Ведь когда человек освобождается, он потерян, а тут еще может не получиться встать на учет или найти место прописки, жилье. Такие эмоциональные качели выбивают из колеи. После многие срываются на наркотики. Если у человека нет знакомых, друзей, родственников и денег, чтобы снять квартиру, он идет воровать, — продолжает женщина.

Почему бывшим осужденным тяжело устроиться на работу

— Существует определенная стигма: уголовники — преступники. Тем более когда речь идет о тех, кто отбывал длительные сроки — им вообще трудно вписаться в жизнь, потому что мы живем в быстро меняющемся мире. Если была квалификация, они ее теряют, а в местах лишения свободы работа низкоквалифицированная, — поясняет Евгений Жовтис.

В основном бывшие осужденные в места, где не проверяют прошлое и можно работать без оформления — например на стройку. Брать в сотрудники бывшего зека соглашаются немногие, даже если тот уже много лет живет законопослушно. 

— Еще одна проблема — сохранившийся с советских времен институт судимости. На Западе тоже есть criminal record, но к записям о вашем прошлом доступ ограничен, а у нас приходишь на работу и все видят. Даже после отбытия наказания судимость продолжает преследовать <...> Что хуже, она имеет невероятный психологический эффект, потому что висит как табличка на груди. Вопрос реинтеграции и реабилитации этим отягощается. Такой институт может существовать, но он должен быть в закрытом режиме, и осложнять жизнь только тогда, когда человек совершил повторное преступление, — считает правозащитник.

Что помогает избежать рецидива

Станиславу во многом помог фонд социальной помощи «Реванш», работающий в Алматы. Несмотря на то, что центр специализируется на поддержке женщин, они решили помочь мужчине с временной пропиской и жильем.

— На данный момент мы продолжаем реализацию проекта «Жана-Омир», который направлен на предоставление комплекса услуг для женщин, вышедших из мест лишения свободы, живущих с ВИЧ. Проект способствует их успешной ресоциализации в социум, — рассказывает руководительница фонда Елена Билоконь.

Глава центра признается, что к ним часто обращаются мужчины, а перенаправить их некуда. Кроме центра социальной адаптации, который в народе называют «бомжатником», ничего нет. При этом руководительница отмечает, что в этот центр никто идти не соглашается, а если и приходится, то многие оттуда сбегают на второй или третий день. 

Получается, что многие мужчины после тюрьмы брошены на произвол судьбы. Станислав говорит, что в учреждениях им дают только рекомендации и простые советы, которые в жизни не особо помогают.

— После выхода человек предоставлен сам себе. Мне кажется, нужен специальный центр, как фонд «Реванш», только направленный на ресоциализацию мужчин. Пройдя мою ситуацию, я понял, что нам необходимо такое место хотя бы на 20 человек. Это огромный вклад в общество. Ведь после центра люди не вернутся в места лишения свободы, — считает он. 

Как улучшить пенитенциарную систему

Казахстан нуждается в центрах наподобие «Реванша» — как для мужчин, так и для женщин. Также, по словам Евгения Жовтиса, в пенитенциарной системе есть еще много нерешенных вопросов. Помимо главенства силовиков, которых не так сильно интересует реабилитация, в Казахстане критически не хватает социальных работников, психологов и других специалистов. В эту сферу мало кто хочет идти из-за низкой оплаты труда. 

— Кого они будут реабилитировать, если сами еле-еле выживают? — отмечает эксперт.

Также Жовтис подчеркивает важность Правил Нельсона Манделы, которым следуют многие европейские страны. Эти правила подчеркивают, что процесс исправления осужденных успешен только в случае их возвращения в общество полноправными гражданами. Из заключения человек должен выйти со знаниями, навыками и умениями решения различных проблем.

Например, в Норвегии, где чрезвычайно низкие проценты рецидива, ресоциализация — ключевой аспект всей пенитенциарной системы. Там заключенных даже обучают ведению бизнеса, чтобы они могли зарабатывать честным путем и адаптироваться к жизни после освобождения.

Положительную динамику в снижении повторных преступлений демонстрируют страны, где заключенные не теряют связь с обществом во время отбывания наказания. Евгений Жовтис приводит в пример Голландию, где осужденному, который в течение определенного времени ведет себя законопослушно, разрешают провести два дня дома.

Как проходит реабилитация осужденных в других странах 

Важную роль в этом процессе играет государственная поддержка. К примеру, в Израиле это хорошо видно на примере сотрудничества социальных центров и государства. Там управление тюрем уделяет большое внимание ресоциализации заключенных и поддержке их семей как во время отбывания наказания, так и после освобождения.

Один из интересных примеров — детский реабилитационный центр «Але-Негев». Как рассказывала журналистка Ольга Алленова в издании «Коммерсантъ», этот центр привлекает для работы волонтеров: студентов, школьников, военных, а также заключенных. Они участвуют в культурных мероприятиях, прогулках и помогают людям с особыми потребностями адаптироваться в обществе. 

Подобный подход мог бы быть полезен и для Казахстана, поскольку многие бывшие заключенные находят себя в социальной работе.